Нолан Росс - Семья. История об отцах и детях, и чужаках

© Нолан Росс, 2022

ISBN 978-5-0056-7575-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В лагере давно наступило время отбоя, когда с десяток пар внимательных глаз наблюдало за приземистым, вытянутым домом с широким крыльцом. Вот – внутри загорелся свет, а уже через несколько томительных секунд – приоткрылась и дверь, узкой полосой осветив сумрак летней ночи.

– Кто здесь? – голос молодого человека слегка дрожал и последующие нотки нарочитой строгости совершенно не добавили ему уверенности, – Я спрашиваю: кто здесь?? Что это за шутки: каждые десять минут стучать в дверь?!

Ох, знал бы обладатель этого дрожащего голоса, что последняя шутка сегодняшней ночи заключалась вовсе не в этом…

– Он не выйдет на веранду! – разнёс ветер вдоль густых кустов недовольный детский шёпот. Который тут же вызвал одобрительно-недовольное кивание каждого из сидящих в засаде, – Эй, давай-ка ты!..

– Я не хочу… Ребят, не надо…

– Давай, иди! Потом, если что, мы тебя отмажем!..

И вот после недолгой борьбы хилый, долговязый мальчик был бесцеремонно выпихан из зелёного убежища кустов прямиком в яркую полосу света.

– Что… что ты здесь делаешь… да ещё и посреди ночи? – человек шире приоткрыл дверь, и стало видно, как он пытается, но не может вспомнить имя своего подопечного.

Но мальчик помог ему с этой незадачей, первым нарушив тишину.

– Кто-то украл мою подушку, сэр. Вы не могли бы выдать мне ещё одну?

– Да… Да, конечно, подожди минутку.

Дверь закрылась, и свет исчез. Но лишь для того, чтобы вскоре осветить почти весь двор. И в этот момент, когда дверь распахнулась, а фигура в пижамных штанах и футболке с названием колледжа, держа подушку подмышкой, вышла на веранду и начала спускаться по деревянным ступеням… в этот момент из кустов, будто сильным порывом ветра разнёсся командный мальчишеский голос: начали !

Со всех сторон в сторону молодого мужчины полетели белые мячи, которые, как выяснилось позже, были украденными днём ранее презервативами. Некоторые были наполнены молоком, некоторые – чем-то красным, что должно было символизировать кровь, потому что вместе с этим шквалом летящих в мужчину «бомб», во тьме раздавались слова песни-дразнилки, которую напевал не слаженный, но громким детский хор:

– Кровь и молоко, кровь и молоко! Не уедешь из деревни далеко, не уе-е-едешь из этой чёртовой дыры ты да-ле-ко!..

Многие «бомбы» пролетали мимо мужчины, который так и стоял на месте, пытаясь прикрыть голову и лицо подушкой, что вынес для мальчика. «Бомбы», врезались в крыльцо, в крышу, стены, деревья, что росли рядом с домом; взрывались и окрашивали всё кругом красно-белой жидкостью, от которой никакая подушка спасти не могла. Поэтому в какой-то момент мужчина просто опустил её, и взгляд его встретился с испуганными глазами мальчика, которому он хотел помочь, и который мог бы убежать в кусты, кидаться презервативами, наполненными красно-белой дрянью, и распевать вместе с нарастающим гулом и смехом песню-дразнилку.

Но мальчик так и продолжал стоять напротив в паре метрах от своего вожатого, не шевелясь, будто остолбенев от происходящего. По его лицу тоже стекали потоки красно-белой жидкости, перемешиваясь с собственными запоздалыми слезами.

В тот день я сразу почувствовал его взгляд. Я был в гараже, который прилагался к моему новому дому и к моей новой жизни. Только вот, сам того не желая, всего за несколько дней я успел захламить и эту новую жизнь, и новый просторный гараж-сарай своим прошлым в виде бесчисленных коробок и мыслей. Хлам в двойном размере.

Ведь у меня, в отличие от нормальных людей, было целых два прошлых. До и после, как принято в таких случаях говорить. До и После. Между которыми был практически полученный мной тюремный срок.

Он-то и провёл черту, он-то и был создателем второй жизни, именуемой «после». И, честно сказать, я понятия не имел, какая из жизней более настоящая? Какая действительно определяет меня? Но я точно знал, кто виновен в том, что теперь я вынужден об этом думать.

Да, конечно-конечно, в своих бедах нужно винить всегда самого себя, но, согласитесь, намного… нет, не так. Намного приятнее думать, что кто-то конкретный (не ты, разумеется) повёл твою грёбанную жизнь под откос; что из-за кого-то конкретного ты теперь вынужден сидеть в гараже нового дома, в чужом городе и разбирать коробки; будто потроша свою душу, вскрывая каждую из них.

Так вот, в тот день я его почувствовал.

Быть может, меня действительно не зря тогда отдали под суд? Может, присяжные, прокурор, офицеры полиции, судья – все они – уже тогда знали (даже с учётом, что я действительно ничего не совершал! Или… не успел?), кто я на самом деле? Знали уже тогда, что есть во мне нечто такое, что непременно нужно запереть в клетке?

Ведь даже не оборачиваясь, я знал, кто, бесшумно подкравшись, стоит за моей спиной. Ребёнок. Тот соседский мальчишка. Тихий, спокойный, молчаливый. Одинокий. Даже не оборачиваясь, я уже всё это знал. Я будто бы его чувствовал.

Как зверь чувствует добычу?

Эта отвратительная мысль заставила тогда мои пальцы сжаться слишком сильно, заставила руки дрогнуть, а бутылку с заключенным в ней кораблём – упасть на каменный пол и разбиться вдребезги. Но прежде, чем я успел обернуться и сорвать злость на мальчишке, который своим присутствием вывел меня из себя, он молча подбежал и бросился на пол, словно в запоздалой реакции спасти то, что спасти было уже невозможно.

Я молча смотрел, как этот ребёнок пытается собрать крупные осколки воедино, будто это в его силах. Я смотрел, как его пальцы касаются каждого из них, словно отдавая почести погибшим в катастрофе. А потом, поднявшись и выпрямившись во весь свой невысокий рост, он посмотрел на меня, держа на ладони лишь один уцелевший в этом крушении, вызванном моей злостью, корабль, лишённый защитных стен, отданный миру на растерзание.

– Ну… Зато он теперь свободен. Я, кстати, Джейк, помните?

Помню, в детстве меня всегда мучил вопрос: как корабль – неважно, огромный он или совсем крошечный – попадает в стеклянную бутылку? Ведь, какого бы объёма не была эта бутылка, её горлышко никак не позволяло вместить в себя целый корабль, каким бы простеньким и небольшим тот не был.

И, наверное, самым странным здесь был тот факт, что, несмотря на желание получить ответ на терзающий меня даже по ночам вопрос, я не обращался ни к кому за помощью. И не потому, что был уверен в том, что никто из взрослых или моих ровесников не знают ответа. Нет, дело было не в этом.