Нолан Росс - Семья. История об отцах и детях, и чужаках

– Ты видишь? Видишь? Смотри! – на пол упала газета, но Джейк демонстративно отвернулся от неё, как и старался отворачиваться от всего, что приносил и «даровал» ему человек, зачем-то похитивший и заперевший его в этом чужом месте. Как, например, от еды и воды.

Пусть Джейка и «не хватало» надолго, но он, тем не менее, каждый раз делал вид, что совершенно не заинтересован и даже оскорблен подачками этого человека. Джейк будто надеялся, что это такая игра, и его похититель скоро поймёт, какой Джейк упёртый и несговорчивый, и непременно отпустит его или, как минимум, по-скорее уже обменяет на выкуп. Ведь похитители детей в фильмах и книжках обычно хотят только этого – денег.

Тогда Джейк ещё не знал, что его похитителю именно такие и нравились; не знал, что этот человек давно планировал свою долговременную игру, правила которой известны были лишь ему одному.

Тогда лишь ближе к вечеру Джейк прикоснулся к разбухшей газете, и, осторожно развернув её на первой полосе, увидел большое фото ведомого к залу суда Зака… Уже внутри были фото поменьше, главное из которых то, где Зак сидит на скамье подсудимых. «Убийца сына шерифа получает пожизненное!» – было написано крупным шрифтом. «Дата панихиды по сыну семьи Брамс будет объявлена позже».

Джейк провёл руками по мягким спортивным штанам, которые ему «выдали» в больнице, делая это будто в каком-то привычном жесте, но не обнаружив карманов, Джейк вспомнил, что он больше не в своих вещах, в которых провел столько времени. На лице Джейка тут же отразилось подобие сожаления. Словно он только что обнаружил какую-то важную потерю. Да, наверное, это было глупо, но Джейк ощутил желание при случае обязательно узнать о местонахождении своих вещей, ведь обрывок газеты, что всегда лежал в его кармане, был Джейку уж слишком дорог…

На улице начинало смеркаться, и Джейк уже хотел было щёлкнуть выключателем, до которого также раньше едва дотягивался, как вдруг в доме напротив внезапно загорелся свет. А в сердце Джейка в это же мгновение – отчего-то вспыхнул страх. При мысли, что скоро он сможет увидеться с Заком лицом к лицу, сейчас пугала. И этот страх был настолько неуместным, настолько лишним, настолько… осточертел! Что Джейк, едва ощутив его, понял, как же он действительно устал от этого чувства. И насколько сильно не желает быть им окутан в собственном доме!

Прекрасно понимая, что если он спустится вниз и выйдет через входную дверь, то отец тут же последует за ним или не выпустит из дома вообще: тем более, туда, куда он хотел идти… Джейк распахнул окно.

Уже в детстве Джейкоб пользовался им несколько раз для «побега». Вот только поводы были до боли смешные: сбегать до библиотеки, чтобы взять или отнести книгу или очередной комикс про супергероев, а позднее – тайком сходить вечером к Заку, чтобы посмотреть с ним что-нибудь по телевизору, помочь ему с работой в гараже или просто поболтать. Сейчас же Джейк планировал искоренить свой страх, связанный с грядущей встречей с Заком раз и навсегда. Потому что Джейк не хотел его испытывать. И не только в собственном доме, но и по отношению к этому человеку, который был его другом, был тем, кто… Но слова как-то не находились.

Спуститься во двор оказалось ещё легче, чем раньше: то ли виной был высокий рост Джейка, то ли тот факт, что, по сравнению со всем произошедшим, возможное неудачное падение явно больше не входило в список опасных предприятий.

Быстро преодолев расстояние до дома напротив, Джейк зашёл во двор и увидел, что входная дверь немного приоткрыта. Поднявшись по ступенькам и сделав глубокий вдох, словно он собирался прыгнуть с обрыва в бурлящую реку, Джейк открыл дверь и, переступив порог, оказался внутри. Вот только к тому, что его ожидало в этом доме, никакой глубокий вдох или намерение покончить со страхом, подготовить не сумели.

– Кхм… Зак?

Джейк медленно двинулся вглубь дома, шагая осторожно, снова будто бы оказавшись в музее. Интересно, сколько Зак пробыл здесь после того, как его, Джейка, похитили? Обводя глазами стены, запылённую мебель, телевизор, Джейк в конечном итоге наткнулся взглядом на искусственное дерево, которое семь лет назад казалось Джейку таким огромным, и которое они с Заком одним морозным вечером наряжали. Джейк помнил тот вечер.

Внезапный хруст под ногами вырвал Джейка из воспоминаний, заставив вздрогнуть. Но, опустив взгляд, Джейк увидел лишь россыпь осколков: многие игрушки небрежно валялись на полу, И Джейк только теперь заметил, что помимо запылённости, ёлка выглядит так, словно её не то роняли, не то небрежно отодвигали, совершенно не заботясь о том, что многие украшения осыпались, или о том, чтобы вернуть ей после прежний вид.

Джейк подумал, что, наверное, он сам выглядит сейчас так же в глазах отца. Вроде бы, это всё тот же он, но в то же время, с него будто стряхнули все красивые украшения, весь блеск, и теперь Джейк просто был запылён, был окровавлен, был в грязи, словно его, как и эту елку, роняли бесчисленное количество раз и вернули уже тогда, когда она мало стала походить на себя прежнюю; оставили в покое в момент, когда в ней уже нет больше необходимости; в момент, когда ёлка, прежде приносившая столько радости, теперь больше была не нужна.

Джейку не хотелось так думать. Он был уверен, что родители (даже ещё не приехавшая мама) рады его возвращению, и что семь лет разлуки не изменили того факта, что он остался их сыном, а они – его родителями. Вот только с каждым мгновением Джейк всё больше понимал: как прежде, уже не будет. Он сам не будет прежним, как бы того не хотел.

Как ни крути, его родители любили и знали совершенно другого человека. И Джейк не был уверен, что ему хватит той любви, к другому себе; не был уверен, что любовь его родителей сможет однажды видоизмениться в любовь к незнакомцу, возникшему на пороге их дома ребёнку. В то время, как у него даже есть собственная могила в этом мире. В их мире.

– Зак? – снова позвал Джейк, останавливаясь перед лестницей в неуверенности: стоит ли ему подниматься на второй этаж, где прежде бывать ни разу не приходилось?

Джейк помнил своё ощущение семилетней давности: ему всегда казалось, что второй этаж некая запретная территория, доступ на которую можно никогда и не получить, отчего желание там побывать возрастало всегда в разы. Ведь там наверняка можно найти нечто удивительное, а может быть запретное? А если не запретное, то просто интересное.

Сейчас же к старым воспоминаниям примешивалось ещё и новое неприятное, и с каждой секундой усиливающееся чувство: ведущая наверх лестница в полумраке дома уж слишком напоминала ту, на которую Джейк смотрел одновременно со страхом и надеждой. Надеждой когда-нибудь подняться по ней на запретную территорию – свободу. Джейк помнил это чувство: страх, переходящий в отчаяние, когда по ступеням к нему в подвал спускался человек, который хоть и отпустил его сейчас, но до конца жизни теперь будет являться во снах, сделав Джейкоба до конца жизни заложником ночи.