Нолан Росс - Семья. История об отцах и детях, и чужаках

Но Джейк больше не позволил мыслям на тему «если бы да кабы» снова поглотить его. Прикоснувшись к ручке двери и потянув её на себя, Джейк полностью отдался другому чувству – ожиданию. Ожиданию, что его «кокон», что его давно уже ставшее тесным убежище исчезнет. Потому что Джейк не хотел видеть встречу с родителями со стороны – Джейк всем сердцем желал быть полноценной её частью.

И, оказавшись в коридоре, Джейк застыл на месте, совершенно не чувствуя в себе сил пошевелиться: его отец стоял меньше чем в десяти метрах от него… Рядом с отцом был кто-то ещё, но всё внимание Джейка было приковано лишь к лицу отца, и лишь где-то на фоне – к отсутствию рядом с ним мамы.

– Пап…

Джейк видел, как отец приложил к губам руку, как задрожали его плечи, как он переступил с ноги на ногу, словно так же, как и сам Джейк, пытаясь избавиться от оцепенения, чтобы дать себе поверить, что всё это происходит на самом деле. А уже в следующую секунду отец бежал навстречу.

Джейк видел, как руки отца раскрывают для него такие родные объятия, от желания снова ощутить которые Джейк даже не почувствовал, как по его щекам начали катиться слёзы, и как его так долго и тщательно выстраиваемый за эти годы «кокон» разбивается на тысячи осколков, отпуская наконец Джейка в ту реальность, которую он столько лет и так отчаянно желал.

Отцовские объятия сомкнулись, делая это точно так же, как делали в детстве и от которых Джейк так часто смеялся. Джейк чувствовал, как отец уткнулся ему в шею, как пальцы зарылись в его волосы, а после Джейк услышал собственный крик. Вот только уже не со стороны. Потому что никакой иной стороны и никакого плотного стекла, разделяющего эти стороны не было.

Джейк был в той реальности, где хотел быть, которую хотел чувствовать. Его «кокон» действительно разбился. Вот только вместе с ним разбились и все защитные уловки и механизмы. Остались только страх и память о страшных событиях. Страх прикосновений и память о том, что каждое из них непременно приносит с собой боль.

– Папа… – эхом отдавалось внутри. Сделало это настолько гулко, что заставило плечи Эндрю не единожды содрогнуться. Что заставило только сейчас осознать, насколько пусто было внутри все эти бесконечные годы.

«Папа…», – голос сына стучал в висках, разносился по всему телу, занял собою всё пространство, время и расстояние, которое сокращалось, как казалось Эндрю, недостаточно быстро.

«Папа…», – голос Джейка согревал, окутав Эндрю объятиями надежды. Так же крепко, как и он сам сейчас обнимал своего сына.

Вот только уже в следующее мгновение, такое долгожданное и возвращающее всё на свои места «папа», погрязло, потонуло, разлетелось вдребезги в крике, который вырвался из его сына. Так внезапно, что Эндрю даже не сразу сумел понять, что этот звук действительно принадлежит Джейку.

Но он принадлежал. Потому что вслед за ним последовали внезапные попытки вырваться из объятий, в ходе которых его сын оказался на полу, оказался сидеть у стены, прижимая колени к груди, часто дыша и глядя так… Взгляд Джейка был таким, словно он не только впервые видит его, а словно в любой момент Джейк ожидает нападения от каждого из присутствующих здесь. Даже со стороны собственного отца.

– Афенфосмофобия?

– Паническая боязнь прикосновений…

По долгу службы Эндрю приходилось несколько раз сталкиваться с таким явлением. Эндрю помнил, как вели себя жертвы тех или иных происшествий: будь то пребывание в заложниках у преступников или в заложниках у самых разных обстоятельств. Помнил, как однажды с напарником освобождал этих людей от их мучителей, но эти жертвы реагировали агрессивно, никак не могли понять, что их спасают и что всё, наконец, закончилось. Да, Эндрю приходилось сталкиваться с подобным явлением, но он никогда, даже в самом страшном сне, не мог представить, что когда-нибудь его сын проявит такую же реакцию и на него самого.

Хотя то, что дальше рассказал ему лечащий врач о состоянии Джейка: о том, какие у него травы, и через что его сын теоретически (ещё не были готовы все результаты) прошёл… В эту секунду Эндрю понял одну страшную вещь: всё это время у него было очень плохое представление о ночных кошмарах.

Джейк сидел на постели и совершенно не понимал, что с ним происходит. Откуда внезапно появилось столько чувств, столько мыслей и столько болезненных ощущений. Почему всё это накрыло его именно сейчас, когда почти всё, о чём он мечтал, исполнилось?

Дверь едва различимо скрипнула, но этого вполне хватило, чтобы вздрогнуть.

– Джейк… – отец зашёл в палату, и Джейк едва сумел подавить в себе желание одновременно и извиниться, и сильнее вжаться в спинку кровати, – Ты только что к нам вернулся… Ты многое перенёс… – при этих словах Джейк увидел, как отец на секунду отвёл взгляд в сторону, словно пытаясь что-то спрятать, – Но я… Сейчас сюда приедет детектив из округа… Но я должен знать уже сейчас… Просто скажи, ты знаешь того, кто… Ты хорошо его запомнил? Кто похитил тебя в тот день?

Даже проведя столько лет вне цивилизации, Джейк знал, что миру его спокойствия (о своих приступах и панических состояниях Джейк старался думать как можно меньше) очень скоро предстоит новое испытание. И Джейк не знал сможет ли он выдержать его, сможет ли снова вернуться в каждый из проведённых взаперти дней.

Джейк понимал: ему придётся отвечать на вопросы о случившемся. Но ответа, который Джейк сейчас собирался дать отцу, им явно будет недостаточно.

– Я не знаю, пап. Прости…

Эндрю говорил по телефону, когда двери лифта открылись, и к ним тут же бросилась Холли, заставив Эндрю невольно ощутить укол совести: его дочь никогда не проявляла подобной сентиментальности, и тот факт, что, едва завидев человека, вышедшего из лифта, она побежала ему навстречу, говорил лишь о том, насколько сильно Холли чувствовала сейчас себя… потерянной. О том же, что она может чувствовать себя ещё и лишней Эндрю думать не хотелось. Не хотелось добавлять ещё один пазл к общей картине – той, что причиняла ему боль.

– Редж… Подожди минутку, – Эндрю отнял от уха телефон, – Привет, дружище.

Это было странно, но, казалось, будто между ними ничего и никогда не менялось. А, может, как и Холли, Эндрю чувствовал себя настолько потерянным, что готов был напрочь забыть прошлые обиды, лишь бы его с Ником некогда крепкая дружба помогла перенести происходящее сейчас.

И Эндрю протянул Нику ладонь, а после – был заключён другом в крепкое объятие, которое сейчас словно разделяло между ними это состояние радости, неверия и злости за причиненную Джейку боль на двоих. От этого действительно было легче.