Василий Боярков - Пираты, или Тайна Бермудского острова

– А моя мама? – продолжал допытывать Джо, осведомляясь уже на ходу: он послушно отправился выполнять несложное поручение. – Она жива? Я смогу с ней увидеться?

– Потерпи – и непременно узнаешь! – крикнул ему вдогонку поседевший пират, не позабыв легонько присвистнуть. – Ну, а ты, мисс, – спросил грозный разбойник у прекраснейшей девушки, чуть только они остались одни, – какие планы на юнца у тебя, мисс Доджер?

– Скажу тебе честно, пират, – приученная с клиентами к вольному обращению и начисто не принимая в расчет почётное положение, в откровенных выражениях бывалая проститутка, так же как и он, особо не церемонилась, – он мне понравился! Это ты хотел услышать, или…

Закончить она не успела, так как посыльный резво выполнил доверенное задание и быстрее-быстрого возвращался обратно; в руках он нес непо́чатую бутылку. Оказавшись на капитанском мостике, парень передал ее пьяному воспитателю и приготовился слушать занятное продолжение, придав себе обычную позу, обозначенную горделивой осанкой и перекрещенными перед собою руками. Очаровательная блондинка, устав сидеть на поручне, спрыгнула на мокрую палубу, подтащила свернутую в рулон витую веревку, а водрузив на нее прекрасную задницу, обратилась в волнительное внимание, подперев миловидную мордашку двумя кулачками и буквально поедая искусного повествователя голубенькими глазами. Тот не заставил себя продолжительно уговаривать, откупорил непрозрачную емкость, сделал из нее огромной глоток, прищелкнул языком, а затем охотно продолжил:

– В один из очередных налетов мы напали на торговое судно, следовавшее из Англии и перевозившее на себе обывателей, желавших спрятаться в Новом свете – кто от закона, кто от нищеты и убогости, а кто просто от жестокосердных родителей. На том судне плыла одна интересная молодая чета, некоторое время назад обвенчавшаяся и, как оказалось, сбегавшая от гнева аристократических предков, поклявшихся смыть позор непослушной дочери исключительно кровью неотёсанного избранника, и, что вполне нормально, больше ничем. Все верно, – заприметил он недоумевавший взгляд, принадлежавший любопытной «очаровнице», – девушка та была из дворянской семьи – настоящая леди! – ее же муж был обыкновенный, никчемный босяк, чтобы прокормить себя и молодую жену нанявшийся на судно самым «последним» матросом. С Монни Рид – именно такую фамилию унаследовала она от бестолкового мужа – мои бравые ребята, откровенно говоря, хотели обойтись точно так же, как парой часов назад с тобой, мисс Доджер, – он снова мотнул пьяной головой в сторону Леры, – но я, пораженный непередаваемой, изумительной красотой, вступился за молодую аристократку и помог спастись и ей самой, и ее, как я тогда был уверен, безмозглому провожатому, объявив подвластным лихим компаньонам, что в обмен на их свободу, отказываюсь от причитающейся мне денежной доли. Алчность пиратов не знает границ, и они, не задумываясь, согласились с предложенным мнением, после чего и милая леди, и ее – вроде бы как? – неотесанный спутник стали частью моей команды. О! Как же я тогда ошибался! Мне даже не думалось, что я совершаю непоправимую, большую ошибку.

Состарившийся морской «волк» снова умолк и с печальным видом уставился в горизонт, наложив на обветренное лицо печать сильнейшего сожаления; однако молчал он недолго и, отхлебнув в очередной раз крепкого «целебного рома», вернулся к недосказанной повести:

– Вот так, совсем незатейливо, и началась наша с Монни любовь, продолжавшаяся, к сожалению, очень недолго; я тогда полностью растворился в нахлынувших чувствах и настолько потерял разумную голову, что ничегошеньки вокруг не увидел, даже того, что буквально творилось за моей незащищенной спиной… И вот тут ко мне вернулся злосчастный «бумеранг», запущенный некогда во Фрэнка Уойна. Итак, однажды ночью, после одного успешного дела, я, как и обычно, «вусмерть» напился; но – то ли напиток тогда оказался «паленный», то ли попросту меня в тот раз не брало? – на полчаса «отрубившись», я внезапно проснулся и почувствовал, что очень хочу чего-нибудь выпить. Как назло – это я сейчас понимаю, что к счастью – у меня в капитанской каюте полностью закончился «живительный ром», а чтобы восполнить его запасы, мне потребовалось спуститься на нижние палубы. Была ночь, основные члены команды, «надравшись», – подразумевалось «напившись», – спали, и только небольшая горстка злых заговорщиков, уединившись в винном отсеке, держала предательский, тайный совет. Я подкрался поближе и стал внимательно вслушиваться – но что же я слышу?! – оказывается, подчинённой команде давно уже надоел мой необузданный, крайне вспыльчивый, нрав и все они ничуть не против сменить капитана. Вы спросите: что же их до сих пор останавливало? Странное дело, отсутствие подходящей кандидатуры… И вот такой человек нашелся! – почти торжественно объявил Умертвитель, одновременно делая следующий нехилый глоток. – Им оказался – как я был слеп! – униженный муж моей, казалось бы, покорнейшей женщины, на самом деле оказавшийся ее коварным сообщником; получается, театральный спектакль с безраздельной любовью они разыграли лишь для того, чтобы ввести меня в тлетворное заблуждение и захватить себе прекрасное судно, чуть раньше точно таким же способом отнятое у Бешеного Уойна. Все было решено: на утро меня ждали четыре черные метки, означавшие смертную казнь любым из проверенных пиратами способов; в общем, нетрудно было понять, что в недалеком будущем мне предстоит безвольно болтаться на рее. Времени на длительные раздумья не было никакого, поэтому, воспользовавшись привязанной к корме маленькой шлюпкой, и под прикрытием ночной темноты, я, не задумываясь, покинул враз опостылевшее губительное судёнышко.

– Ни че себе! – выругалась по-русски восхитительная блондинка, до глубины души пораженная вероломностью Монни. – Как же она могла? Ты ведь, Джек, самое меньшее, спас ее честь, а самое большее – жизнь?!

– Да, красавица, – не стал старый морской разбойник оспаривать приведённое утверждение; он, не переставая, отхлебывал из бутылки, – так же подумал и я, но на тот момент было уже достаточно поздно, то есть все, что я смог, – это вовремя унести «горящие огнем» трусливые ноги. Мне повезло: я удачливо спасся. С тех пор ваш покорный слуга поклялся больше никогда не прикасаться к спиртному и успешно исполнял взятое обязательство вплоть до наступившего времени. Возвращаясь к трагической повести – вот парадокс! – к пиратской жизни я тоже вернуться не мог, ведь я проявил «неприличную осторожность»… практически в бою посмел сбежать от грядущей опасности. Согласно пиратского Кодекса, проявленная слабость является поступком абсолютно недопустимым! Хорошо ещё, все награбленные богатства остались при мне, а значит, можно было с полной уверенностью «спускаться на берег» и рассчитывать в дальнейшем на спокойную и – что не менее важно! – безбедную жизнь. Так в точности я и поступил… – на последней фразе Джек отобразился грустной печалью; видимо, ему вспомнились давно минувшие славные годы, – а что же, вы спросите, новоявленный капитан и досточтимая миссис Рид? С ними произошло, как должно было случиться с отъявленными предателями. Какое-то время, присвоив себе мое грозное имя, «мерзкий подонок» и его отчаянная супруга бороздили атлантические моря, Саргассово и Карибское, наводя беспредельный ужас на любого, кто удосуживался попасться им на пути; но в конечном итоге, по прошествии шести месяцев, ми́нувших с момента нашего расставания, «Кровавая Мэри» была взята в безвыходное кольцо и окружена четырьмя трехмачтовыми фрегатами, общим вооружением доходившими до двухсот орудий; не стоит сомневаться, они без особого труда сломили непродолжительное сопротивление, а затем непринуждённо пленили проштрафившуюся команду… О чем это говорит? Правильно, – опередил он мисс Доджер, – нужно знать предельную меру, чтобы за тобой не снаряжали несокрушимую морскую эскадру. С простыми пиратами расправились прямо на месте, перевешав на реях, а главарей отправили на Ямайку, где подвергли показательному суду и приговорили к безоговорочной казни. Наивные! Они тогда предполагали, что схватили меня… но затянули тугую петлю на шее у несчастного муженька разлюбезной Монни. Ее саму – поскольку выявили у нее восьмой месяц беременности – до поры до времени оставили невредимой. Наконец, она родила… да, да, тебя, – заметив вопросительное выражение, Колипо поспешил развеять любые сомнения, способные возникнуть у чувствительного воспитанника, – соответственно, можно было приводить приговор в исполнение; но неожиданно вмешался ее влиятельный папочка, ради спасения «запутавшейся» дочки поспешивший лично приплыть из чопорной Англии. Пользуясь неисчислимым богатством и значимым положением, он буквально выдернул дочку из верёвочной петли, практически затянувшейся на миленькой шее.