Василий Боярков - Пираты, или Тайна Бермудского острова

– «Звани́т»? – на собственный лад беспощадный морской преступник переиначил и формулировку, и ударение, не позабыв изобразить на почерневшем лице неподдельное удивление. – Это еще что за такая, за дьявольщина?

– Долго объяснять… – пробормотал не в меру напуганный лейтенант, осторожно протягивая руку к боковому карману, – можно я лучше продемонстрирую, – приблизив ладонь к обозначенному разрезу, он не сильно спешил извлекать трезвонивший аппаратик наружу, не представляя, какая, в связи с предпринятым движением, последует реакция от грозных пиратов.

– Попробуй, – недоверчиво пробурчал разбойничий капитан, приближаясь к молодому человеку едва-едва не вплотную и наставляя ему под подборок абордажную саблю, – но только без шуток – а иначе? – в противном случае тем же мгновением отправишься следом, – не отнимая клинка, он кивнул седой головой, прикрытой широкополой шляпой, украшенной великолепными перьями, в сторону обезглавленного кома́ндера, одновременно обдавая невольного собеседника противным дыханием.

Поддавшийся смертельному страху, офицер словно бы и не обратил никакого внимания на тот зловонный отвратительный запах, что изрыгнулся на него из пропито́й разбойничьей глотки; напротив, получив «высокое» разрешение, он достал наружу современный мобильник, надрывавшийся надсадным звучанием. Сразу же стало понятно, что до него пытается дозвониться отец, – случившееся обстоятельство, вполне, впрочем, объяснимое, наводило на определенные размышления.

– Считаю, правильным будет ответить, – предположил Липкен, с подобострастным сомнением поглядывая на морского разбойника и ничуть не скрывая будоражившего душу слепого волнения, – это самый главный адмирал Военно-морских сил США, а он, извините, беспричинно звонить не будет; значит, случилось что-то невероятно серьезное.

– Хорошо, отвечай, – хотя ничего по большей части и не поняв, зато услышав «главный адмирал военно-морских сил», без долгих раздумий разрешил капитан, однако все же предусмотрительно оставил угрожавшее острие возле горла подозрительного противника, не внушавшего никакого доверия.

Машинально поставив мобильное устройство на громкую связь, молодой офицер не стал приближать его напрямую к уху, а оставив на весу, перешел к стандартному изъяснению:

– Слушаю, сэр, лейтенант Липкен – на сотовой связи.

– Джеймс, сынок… вы куда внезапно пропали? – прозвучал до крайности взволнованный голос, не в пример занимаемой должности не выказывавший профессионального, должного хладнокровия. – Мы, если быть честным, все извелись: вы не отвечаете на посылаемые призывы почти восемь часов; а учитывая, что вам пришлось оказаться в области сильнейшего урагана, мы уже стали рассчитывать на самое худшее… Так как, всё ли у вас нормально?

Бешенный Фрэнк стоял обескураженный, бесконечно ошеломленный (что и понятно!): первый раз в закоренелой пиратской жизни ему довелось стать свидетелем необычайного, если не фантастического общения, когда, не видя прямого собеседника, можно вести с ним переговоры через длинное расстояние; а еще… предусмотрительный заместитель обезглавленного кома́ндера додумался включить непривычную видеосвязь, предоставив неотесанному мужлану созерцать говорившего человека в обличии, хотя и слишком уменьшенном, зато наблюдаемом довольно отчетливо. Непутёвый повеса не спешил пускаться в подробные объяснения, терпеливо дожидаясь, когда же у типичного представителя колониальной эпохи пройдет его первый шок, как того и следовало ожидать, вызванный ошеломлённым созерцанием современнейшей техники. Тем временем его отец тараторил буквально без умолку:

– Ты меня слышишь, сынок? Что у вас, вообще, происходит и кто этот отвратительный человек, что стоит сейчас рядом с тобой? Ответь что-нибудь, а то мы здесь уже начинаем томиться и нехорошими, и серьёзными подозрениями?

– Вы что-нибудь скажете, капитан? – невзирая на сверхъестественный страх, молодой повеса, повинуясь взбалмошной, своенравной натуре, нашел в себе силы неприветливо усмехнуться. – Говорить нужно сюда, – поставил он портативный экран прямо перед озадаченным лицом обескураженного морского разбойника, – Вас отчетливо слышат.

Может показаться странным, но грозный главарь, способный снискать себе славу как в отчаянных битвах, так и жестоких грабежах, и беспринципных разбоях, – он и сейчас смог быстро справиться с нежданно нахлынувшим унизительным малодушием и то́тчас же сориентировался в сомнительных обстоятельствах.

– Мы захватили этот корабль! – не нашел Уойн ничего более лучшего, как прорычать в ответ само собой очевидный термин, напрочь укоренившийся среди безрассудных джентльменов удачи.

– Ты ещё кто такой?! – неожиданно грубо гаркнул главный военный адмирал американского флота, делая до крайности неприветливое лицо. – Только попробуй сделать что-нибудь моему истому сыну – и тогда я лично тобою займусь!

Что он имел в виду последней фразой, так и осталось загадкой, потому как, увидев омерзительную внешность пирата и прижатый к подбородку его любимого отпрыска острый, причем едва ли не средневековый, клинок, военачальник без особых трудностей и сложных умозаключений сумел догадаться, что его самые наихудшие предположения, к прискорбию, оправдались – «повесив трубку», он отключился от сотовой связи. Главнокомандующий, вопреки столь раннему утру (было еще только четыре часа), находился уже на службе, в штаб-квартире Пентагона, расположенной в округе Арлингтон, штате Вирджиния: его подняли около двенадцати часов «пренеприятнейшим» сообщением, что сверхсовременное судно (на котором, между прочим, несет службу его достопочтенный сыночек) попало в эпицентр страшнейшего урагана, что оно, возможно, терпит трагическое крушение и что, самое страшное, с ним полностью потеряно сообщение. Ничего на свете не могло быть важнее, и адмирал незамедлительно выдвинулся в центральный военный офис, где по-быстрому собрал экстренное совещание ближайших и верных соратников. Ранее уже говорилось, что высокопоставленный лидер питал к непутёвому отпрыску удивительную любовь, закрывал глаза на все его шалости, несовместимые с морским уставом и прочими правилами, и делал несоразмерные чину большие поблажки. Сам он был человек властный, самоуверенный, не привыкший считаться с чьим-либо мнением, легко подминал под себя любого, кто волей или неволей оказывался в его прямом подчинении, а следовательно, и в полной зависимости; он упивался безграничной властью и полагал, что раз он смог добиться высокого положения, то ему, в принципе, дозволена любая непостижимая прихоть, поэтому и не признавал никаких иных авторитетов, кроме разве что Президента. Касаясь внушительной внешности, следует выделить статную, подтянутую фигуру, где высокий рост отлично сочетался с физически развитым жилистым телом; лицо выглядело мужественным, выдававшим человека, достигшего пятидесятитрехлетнего возраста, с давно устоявшимися жизненными позициями, – особое внимание обращали на себя широкие скулы, зелено-оливковые глаза, прямой, чуть расширенный на кончике, нос, неровные губы (тонкая верхняя и утолщенная нижняя), а также смуглая кожа, необычайно гладкая и, казалось бы, «бронзовая»; маленькие ушки виделись плотно прижатыми, а светлые, едва ли не рыжие, волосы коротко стриженными; одет он был в форму военно-морского офицера, соответственно носимому званию. Как уже сказано, в столь необычное время он уже находился в штаб-квартире Пентагона и держал совет в составе четырех самых преданных ему высших чинов военно-морских сил Соединенных Штатов Америки.