Василий Боярков - Пираты, или Тайна Бермудского острова

Однако не только адмиральский сынок имел «пригласительный билет» на нескончаемый праздник жизни, нисколько не сопоставимый с морскими военными правилами, зато давно уже вошедший у молодого повесы в неосознанную привычку (она выработалась еще и благодаря потворствам со стороны значимого родителя, всеми силами старавшегося прикрывать любимого отпрыска во всех его, как он определенно считал, ни несущих никакой серьезной опасности «мальчишеских шалостях»), также здесь присутствовал его закадычный друг, не имевший офицерского чина, но собственными трудом, упорством, а главное, рвением сумевший дослужиться до почётного корабельного звания – старшина первого класса. В отличии от разнузданного товарища, не обладавшего значительным разумом и ведшего развратную, по большей части разгульную, жизнь, он был намного порядочнее, гораздо осмотрительнее и не полностью еще смог утратить чувство страха, возникающим перед дисциплинарным наказанием, неотвратимо следующим за любое нарушение установленного регламента и непременно несущим с собой последующее «раскаяние»; в частности, если говорить откровенно, и под влияние-то Джеймса он попал далеко не случайно, а по той лишь простой причине, что находился в его непосредственном подчинении (прочитав его досье, высокопоставленный родитель сразу же понял, что это именно тот человек, какой ему нужен и, не задумываясь, приставил его «присматривать» за своим непутевым сыночком, не ведающим никаких ограничений в похотливых устремлениях, нескончаемых и безнравственных, просто погрязших в пучине плотского греха и отъявленного порока). Внешности Билл Кедми (а именно такое имя досталось ему от родителей) являлся самой обыкновенной, а если чем и выделялся, то двадцатидевятилетним возрастом, крепко сложенным мускулистым телом, высоким ростом, мужественным, где-то даже злобным, лицом, обладавшим орлиным носом, колючими, оливково-голубыми глазами и смуглой, изрядно обветренной, кожей; еще у него возможно отметить гладкую, на лысо остриженную, голову и большие, закрученными кверху усы. Основным одеянием и общим состоянием он выгодно отличался от остальных участников столь небывалого трио: находился по полной форме, а если и виделся пьян, то разве только немножко, всецело памятуя о строгом наставлении старшего Липкена.

Вдруг! Праздное настроение было нарушено непередаваемым словами отчаянным криком «Йа-хой!!!», проникшим даже в глубины отдаленного офицерского трюма. Сразу же вслед за ним последовал оглушительный грохот, передававший почти одновременное столкновение нескольких тяжелых предметов, основательно ударивших по корпусу корабля, причем именно с той стороны, где теперь находилась вся эта странная троица. Присутствовавшие лица невольно вздрогнули, так как возникшее явление виделось настолько необычным, насколько морские американские вооруженные силы славились непререкаемым могуществом по всему остальному миру и, уж точно, не могли подвергнуться никакой военной агрессии. Валерия давно уже научилась как управлять волнительными эмоциями, так и следить за испуганным состоянием, в том числе и когда употребляла спиртное; благодаря выработанной привычке, она могла казаться, в зависимости от ситуации, чересчур пьяной либо же трезвой; вот и теперь, едва лишь судно затрясло не столько от естественной качки, сколько от жуткого грохота, обозначавшего столкновение с крепкой, брониро́ванной сталью американского судна чего-то твердого, круглого и, несомненно, тяжелого, летящего на внушительной скорости, юная путана тут же сбросила с себя «развесёлую маску» и (надо отдать должное ее выдержке) мгновенно оказалась практически трезвой, хотя до наступившего момента не «вязала вроде бы как даже и лыка».

– Что это у вас такое тут происходит?! – воскликнула Лера, не выказывая, однако, присущего представительнице прекрасного пола жуткого страха, а лишь отобразившись на очаровательном личике нездоровым недоумением. – Нас что, атакуют? И кста-а-ти… никому из вас не показалось, будто бы кто-то меня позвал, выкрикнув мое прозвище «Хой»?

– Нет, – единственное, только на первый вопрос заплетавшимся языком ответил ей блудливый сынок высокородного американского адмирала, одновременно начиная разыскивать снятые недавно офицерские брюки, – это попросту невозможно: мы представляем прославленный американский флот и не найдется ни один дурак, кто рискнет на подобную дерзость, потому что необдуманное нападение напрямую граничит с самоубийством… где, «черт возьми», мои брюки?

Молодой повеса нашел их, валявшимися в углу, куда сам и забросил их некоторое время назад, и, неловко натянув на волосатые ноги, причем не с первого раза, пошатываясь и периодически спотыкаясь, отправился на верхнюю палубу, чтобы, как он всех убедил, разузнать, что же все-таки там за чудное лихо случилось?

– Сидите… здесь, – еле выговорил Липкен, корявя пьяный язык, когда уже начал выбираться из удобного лейтенантского кубрика, – я схожу… разведаю, чего там… такое… и сразу назад… продолжим наше… прерванное веселье…

– Очень хотелось? – бросила ему вслед восхитительная красотка, произнеся коротенькую фразу на чистейшем русском наречии (не позабыв о своем истинном происхождении, она, кроме освоения английского языка, делала упор в том числе и на сроднившимся с душой диалекте). – Я бы и так никуда не вышла, а тут еще – «хрен» его знает че! – у вас сейчас начинает твориться.

Что же явилось основной причиной и вызвало такой переполох в маленькой и до этого момента невероятно развеселой компании, вопреки всем писанным законам и неписанным правилам предававшейся на секретной военной технике нескончаемым увлекательным праздникам?

Прибрежный корабль давно уже выполнил маневр, назначенный командером, а именно развернулся на обратное направление, и теперь всеми силами двух газовых турбин и стольких же дизельных двигателей на полном ходу старался удалиться от крутящейся по кругу огромной воронки, все больше затягивающей его в морскую пучину, тёмную и страшную, разверзнутую подобно входу в саму Преисподнюю.

– Какая у нас скорость?! – кричал капитан в переговорное устройство, связываясь с машинным отсеком, когда в конце концов понял, что вверенная ему боевая техника (какие бы не прикладывались титанические усилия) все равно упорно двигается в сторону громадной воронки, угрожающей жутким (да что там?), просто кошмарным, жерлом, чудовищным окончанием уносящимся высоко в беспросветное небо, в свете непрерывно мелькающих молний представляющееся иссиня-черным, зловещим, да и просто ужасным.

– Тридцать девять узлов, никак не меньше, – констатировал ответственный механик (как уже упоминалось, приборы вышли из строя, а значит, определить по ним точные показания не представлялось возможным), – тем не менее мы попали в столь сильное морское течение, что его сила видится мне примерно равной нашему ускорению, так что в итоге мы продолжаем оставаться на месте, не двигаясь ни вперед ни назад. А что у вас там, наверху, кэп, – поинтересовался тот своим чередом, в силу занимаемой должности не располагая достоверностью всей информации, – сильно все страшно?