Василий Боярков - Пираты, или Тайна Бермудского острова

– Лучше тебе и не знать, – ответил Вильямс с печальным вздохом, но тут же взял себя в руки и более уверенным тоном скомандовал: – Давай поднапрягись, подключи все имеющиеся возможности и вытяни нас наконец из чудовищной передряги, а не то…

Что он подразумевал под этим «а не то», Хьюго так и не успел досказать, так как то невероятное событие, что предстало перед его возбужденным видом, на какой-то момент полностью лишило его дара речи – из чернеющей жутью дьявольской бездны, под отсвет сверкающих молний, буквально выпрыгнул бриг, своеобразной конструкцией напоминавший середину эпохи колонизации и бывший еще старой, деревянной, постройки; на самой верхней стеньге у него развевался изодранный стяг, отмеченный чёрным цветом и украшенный белым черепом с перекрещенными костями, в простонародье именуемый запросто – «веселеньким Роджером». До ужасной воронки было приблизительно половина морской мили, но пиратский парусник как будто бы от самой разбушевавшейся природы получил дополнительный стимул и словно бы пролетел над волнами все разделявшее корабли немалое расстояние. Они встали как раз напротив друг друга, и, пока современный американский капитан ошарашенно смотрел на возникшее из ниоткуда редкостное явление, настолько необычное, насколько от одного его вида можно было не просто опешить, но и полностью утратить существующее восприятие привычного мира (а именно в такой ступор и впал опытный капитан, дав неожиданному противнику значительно ощутимое преимущество); а неожиданно представшие перед ним кровожадные недруги между тем активно готовились к ожесточённому нападению.

– Йа-хой!!! – пронесся над палубой пиратского судна громовой, душещипательный клич, призывающий команду наверх, в полной боевой выкладке, готовой к грабежу и сопутствующим ему боевому маневру; в следующую очередь, усиленный еще и грозной, дьявольской непогодой, он прокатился над волнами словно потусторонний глас, вырвавшийся из огненной Преисподней, словно от страшного, разъяренного Сатаны; а уже чуть тише, лишь только для членов морского братства, в мгновение ока повыскакивавших на призыв отважного капитана наружу, незнакомец зловеще добавил: – Отличное судно – сейчас немного с ним позабавимся! По местам всем стоять! Пушкари залп! Остальные на а-а-бор-д-а-а-ж!!! – растягивая последнее слово, недвусмысленно скомандовал разбойничий повелитель.

Вид страшного человека был не только ужасен, но и в то же время великолепен: в шуме непобедимого урагана, бушевавшего в западно-атлантической акватории, он возвышался на капитанском мостике, где, несмотря на разгневанную природу, держался с непревзойденной уверенностью, с полагавшейся его рангу своенравной напыщенностью и приобретенным за долгие годы горделивым достоинством; да, возраст того седовласого мужчины приближался к шестидесяти годам – срок для пирата сравнительно необычный (мало кому из них удавалось приблизиться хотя бы и к сорока). Но не, единственное, почтенные лета́ отличали типичного представителя пиратского общества, а еще и такие выразительные признаки, как-то́: физически развитое телосложение, передававшее собой небывалую силу; чёрные, озлобленные глаза, выражавшие ярость и заставлявшие трепетать всякого, на кого обращался их разгневанный взор; крючковатый нос, устрашавший и формой и большими размерами; всклокоченная борода, давно поседевшая и долгий период не ведавшая самой обыкновенной расчёски; почти полностью беззубый рот, выделявшийся лишь верхними гнилыми клыками; модный костюм, пошитый из китайского ситца; широкополая шляпа, окаймленная перьями… и, наконец, роскошная, отливавшая золотом, перевязь, увенчанная однозарядным пистолетом и абордажной, острозаточенной саблей.

– Я иду в бой – за меня останется квартирмейстер! – выкрикнул он как само собой разумевшийся факт и, ухватившись за один из концов спускающегося сверху бегучего такелажа, ловко переместился на основную, главную палубу.

К наступившему моменту канониры, всегда державшие пушки в заряженном состоянии, уже осуществили «рекомендованный» залп, остальные же сподручные «братья», верные соратники отчаянного старого «волка», отдавшего неоспоримое приказание, перекидывали на соседнее судно «морские кошки» (крюки, с привязанными канатами) и клали на борта деревянные лестницы, предназначая нехитрые вспомогательные предметы для более эффективной переброски основной части оголтелой команды на близ расположенное соседнее судно. Словно саранча, «посыпались» озверелые, отчаянные пираты, представлявшие собой невероятно жуткое зрелище; где-то сверкая «разношерстной» экипировкой, а где-то оставаясь попросту с голым торсом, они перескакивали на современный военный корабль и тут же нападали на всякого, кто только не попадался им на пути; кого-то они убивали, а кого-то, кто успевал поднять обе ру́ки, великодушно делали пленниками. Общая картина представлялась несказанно ужасной и отовсюду слышались неизменные признаки ведомого боя: истошные стоны, остервенелые крики, пистолетные выстрелы, непродолжительные автоматные очереди, лязганье сабель, мольбы о пощаде, победоносные крики восторга – словом, экипаж боевого сверхсекретного судна, обученный топить как любую надводную цель, так в том числе и подводную лодку, сейчас был застигнут врасплох, и в полном составе, одним матросом не доходившим до сорока человек, оказался полностью неспособным достойно сопротивляться, и хоть как-то противостоять разъяренным и страшным бандитам, всю свою жизнь проводящим в битвах, походах, кровопролитии, а главное, имеющим численный перевес, превышающий защитников больше чем вдвое. В настоящем случае сделанное сравнение можно считать совсем не пустыми словами, поскольку команда соперничавшего брига равнялась ста пятнадцати кровожадным убийцам, не ведавшим страха и не знавшим ни малейшей пощады по отношению к тем, кто все-таки отваживался вступить с ними в краткосрочную схватку; говоря точнее, сто десять из них успешно переместились на соседнюю палубу, где теперь безжалостно буйствовали и жестоко тиранили ничего не понимавшую малочисленную команду.

Действительно, матросы американского корабля, и без того находившиеся под страхом попасть в ужаснейший переплет, и готовившиеся вступить в отчаянное противоборство с разбушевавшейся непогодой, оказались теперь подвергнутыми еще одному жестокому испытанию – столкновению с вроде бы давно вымершими морскими разбойниками, явившимися перед ними неожиданно, точно из неоткуда, и притом в самом устрашавшем и ужасном обличье – как тут было не впасть в сверхъестественный ступор? Поэтому и неудивительно, что большая часть современных матросов именно так и сделала, предоставив лишь небольшой горстке более отважных товарищей попытаться отстоять честь американского флота, собственную свободу, а в том числе и горделивую независимость, вступая в неравную, практически рукопашную, схватку, где огнестрельное оружие если и приносило хоть какую-то пользу, то весьма неощутимую, еще только больше раззадоривавшую безжалостных «выродков», возникших будто бы с того света. Бой был короткий и не превысил более чем двадцать минут; закончился он так же внезапно, как и чуть раньше изволил нача́ться, – сразу после пленения Вильямса, бесцеремонно свергнутого пиратами со значимой должности и беспардонно вытащенного из командной рубки и на всеобщее обозрение, и на скорый суд беспощадного пиратского капитана.