Василий Боярков - Легенда о капитане Бероевой

Специальный агент воспринял это замечание, как обычную женскую эксцентричность, и не придал ему какого-либо значимого внимания; однако вместе с тем ему непременно хотелось выведать, как же в конце концов та собирается проводить это расследование. Пока он размышлял о том, каким образом следует разговорить российскую сыщицу, сама она тем временем продолжала:

– Как бы там ни было, но я уже с самого утра занимаюсь решением всех тех ужасных проблем, что страшным «снежным комом» свалились теперь на «Зимовку». Ты спросишь: что же такого существенного я сделала? Что ж, я охотно отвечу: запросила радиограммой эвакуацию всех приписанных к исследованию сотрудников.

– Неужели? – словно очнувшись от какого-то сна, поразился О’Нил. – И чего тебе интересно ответили?

– Пока ничего, – призналась Оксана, от которой не ускользнула легкая тень, пробежавшая по лицу собеседника, – но, думаю, окончательное решение придет в течении дня, ближе к вечеру.

– То есть, Ксюша, получается, не так-то ты и уверена в наших возможностях? – спросил фэбээровец, глядя ей прямо в восхитительные глаза.

– Да, Джонни, я очень сильно в них сомневаюсь, – не удержалась Бероева, чтобы не сощурить свои прекрасные глазки и не одарить американского коллегу пронзительным взглядом.

На этом завтрак закончился. Научные сотрудники сразу же засобирались, намереваясь, как и обычно, покинуть основной зимовочный комплекс и выдвинуться к месту своих наблюдений. Оперативница еще раз предупредила их о собственной безопасности и сопутствующей ей осторожности, осуществив при этом еще одну попытку напроситься к ним для охраны, но они только отмахнулись рукой. Между тем от зоркого взгляда опытной сыщицы не ускользнуло и то крайне важное обстоятельство, что Григорович о чем-то в стороне шептался с О’Нилом. «Что они там еще затевают? Явно что американец осведомлен намного больше, чем хочет казаться – интересно все-таки было бы знать, что же они в действительности там замышляют?» – подумала Оксана, уже нисколько в этом не сомневаясь.

Когда ученые покинули станцию, Бероева, сославшись на то неоспоримое условие, что ей необходимо обдумать сложившееся на станции крайне неоднозначное положение, ушла к себе в комнату и заперлась изнутри; оказавшись одна, она посвятила это время тому, чтобы почистить свое оружие и проверить его боевую готовность на тот крайний случай, если вдруг придется осуществлять его применение. Ровно через час она вышла в коридор, и тут… ей неожиданно показалось, что в конце его промелькнула фигура американского спец-агента, одетого в теплые вещи, словно бы приготовившегося выйти наружу.

Она тут же схватила свою верхнюю куртку, добавила вязанную шапку (покрасоваться в песцовой ей пока возможность не представлялась), варежки и, быстро одевшись, проследовала в разъединительный тамбур зимовочной станции; московская сыщица заходила туда как раз в тот самый момент, когда американец открывал наружную дверь.

– Джонни! – крикнула она ему, накидывая на голову капюшон. – Подожди, я отправлюсь с тобой!

Тот так и не успел скрыть отвратительную гримасу, перекосившую гневом его лицо; а еще от девушки не ускользнула та «черная» волна недовольства, что неприятной тенью исказила обычно дружелюбные и, казалось бы, даже милые очертания. «Понимаю, что я внезапно разрушила твои хитроумные планы, но ничего, американский шпион, тебе придется и дальше терпеть мое нескромное общество», – в своих мыслях проговорила оперативница; оказавшись же с ним рядом, уже вслух и достаточно громко спросила:

– Надеюсь, ты не будешь возражать против моего прекрасного общества?! – она еще и язвила.

– Разумеется, нет, – ответил О’Нил, мгновенно справившись с охватившей его неприязнью, а где-то и, возможно, волнением, – я буду только рад столь восхитительной спутнице.

Получив одобрение, в котором она нисколько не сомневалась, Оксана не замедлила завалить агента вопросами:

– Джонни, а куда, стесняюсь я спросить, мы сейчас направимся? И почему ты решил выйти один? А чем мы будем там заниматься? И не проверить ли нам еще раз котельную?

– Тише, тише, все, что ты говоришь, – оно непременно будет, но только разве не сразу, – запротестовал фэбээровец, выпуская коллегу наружу, – давай сначала взглянем на ту веревку, что ты вчера обнаружила.

– Вона, что, оказывается, погнало тебя без меня на неприятный северный холод?! – воскликнула девушка, наигранно делая свое очаровательное личико недовольно обиженным. – Ты, что ли, получается, мне не совсем доверяешь?!

Про себя же следом подумала: «Или, может, за полную дуру считаешь?»

– Нет, нет! – старясь быть как можно более искренним, заверил американец. – Конечно же, я тебе полностью верю! Просто – как это там говорят у вас же, у русских, – хотелось бы улицезреть сей факт воочию, так сказать, лично!

Последнюю фразу ему пришлось произносить на повышенных интонациях, так как они оба в этот миг оказались уже на улице; а здесь хотя пурга и немного утихла, но вокруг тем не менее продолжало изрядно вьюжить, создавая порывы ветра до десяти метров в секунду и не переставая сохранять темную заснеженную завесу; отличие же заключалось, что ее непроглядная пелена стала несколько реже и, подсвечивая себе фонариком, можно было уже различать предметы, отстоящие на расстоянии, доходящим метров до трех, а возможно, что и чуточку больше. Напарники решили не рисковать и сразу же пристегнулись к канатной дороге; спустившись по ступенькам вниз (уличная входная дверь располагалась на расстоянии полуметра от ледяного покрытия и постоянно очищалась двумя сотрудниками обслуги), они начали свое продвижение. Как уже сказано, на расстоянии нескольких метров от здания находился распределительный клин – и вот именно к нему накануне и была привязана подозрительная веревка; О’Нил принялся активно откидывать от него снег, работая обеими своими руками.

– Ничего нет! – громко произнес он, углубившись почти на полметра и начав скоблить рукавицами по верхней части ледовой толщи.

– Не может быть?! – недоверчиво воскликнула Оксана Бероева, наклонившись и присоединяясь к кипучим поискам.

Не найдя ничего ни возле штыря, ни в непосредственной близости, они раскидали снег еще в диаметре до трех метров, словно бы прочная веревка смогла как-нибудь ненавязчиво отвязаться. Наконец, через пять минут бесполезных поисков, Джонни набрался наглости и спросил:

– Ксюша, а тебе случайно не могло, что называется, показаться?!

– Что?! – обиженно воскликнула девушка. – Я, может, и кажусь вам здесь дурой – но не настолько же?! – усмехнулась, а далее, уже более чем убедительно заявила: – Нет, я не могла ошибиться: веревка была! Просто кто-то подумал, что она, по всей видимости, будет здесь лишней, и пускай и очень несвоевременно, с большим, так сказать, запозданием, но все же какой-то «хитрец» смог ее удалить! Возможно, она кому-то еще понадобится?! – изображая недоумение, она пожала плечами. – Кста-а-ти! – вдруг воскликнула Ксюша. – Ты сам случаем никому про нее не рассказывал, ведь, насколько я помню, про эту бечевку знали только ты, я и доктор?!