Тёма Шумов - Спас На Зле

Девушка передала ему ключ с пластиковым номерком.

– Ваш коттедж номер шесть. Он совсем рядом. Как выйдете, сворачиваете налево по аллейке, и первый же домик ваш.

– В моем распоряжении, что целый дом?

– Да. Вам просто повезло. Остальные уже прибыли, и мы расселили их по обычным номерам. Но вам комнаты уже не досталось. Сейчас затишье. Основной наплыв отдыхающих у нас на новый год и лето. И поскольку нам не выгодно консервировать коттеджи на зиму, мы сдаем их практически бесплатно, чтобы только, как говорят наши бухгалтера, отбить амортизацию.

– Спасибо, – убрав ключ в карман, он застегнул куртку и через шлюзовую камеру из системы стеклянных дверей снова вышел в холод.

Снежная завесь скрыла противоположный берег и ближайшие к коттеджам сосны. Во всем мире не осталось ничего кроме водоворота беснующихся снежинок. Сложно было сказать, где кончается земля и начинается небо. Из клубящегося, закручивающегося бледно‑серого марева проступала разрушенная маковка соборной башни: коричневые припорошенные снегом кирпичи и половина купола. Алексей перевел взгляд на программу семинара, которую до сих пор держал в руке. Тот же обвалившийся купол и пустая колокольня оказались на последней странице буклета. Храм «Нерукотворного Спаса» – местная достопримечательность, разрушенная большевиками, но так и не восстановленная.

Впереди из снежной мглы проступила терраса коттеджа и французское окно во всю стену первого этажа – на фасадной плитке под тусклой лампочкой крупная цифра шесть; рядом неприметная белая дверь.

Внутри оказалось не просто тепло – жарко. Он бросил сумку на кожаный диван и обошел все помещение.

Размеры впечатляли. Половину первого этажа занимала студия, объединявшая холл, гостиную и обеденную зону. Оставшуюся часть делили две спальни, каждая со своей ванной и туалетом. Лестница на второй этаж вела к еще одной спальне и ванной комнате с огромной джакузи и сауной.

Я буду жить как король, подумал он.

Алексей – рядовой программист, обычной ничем не примечательной компании – никогда раньше не останавливался в апартаментах подобного класса. Вначале он почувствовал себя неловко и потеряно среди огромного холла. Присев на самый край дивана, он попытался включить телевизор с помощью несуразно гигантского пульта.

Вообще все в этом доме казалось гипертрофированно большим, будто созданным для людей с манией величия – полутораметровый телевизор, окна от пола до самой крыши (потолка над студией не было, только несколько балок поддерживали свод), очень широкий диван, необычайно длинный стол в обеденной зоне. Даже ступени лестницы на второй этаж казались слишком широкими.

Неожиданно включился телевизор, и Алексей дернулся от испуга. Ведущая новостей, с лицом, выражавшим крайнюю степень озабоченности, говорила об обострении международной обстановки.

– Часы судного дня вновь переведены, – произнесла она, и Алексей сделал звук тише.

Он старался оставаться аполитичным в этом безумном мире. Политика мешала в его работе, потому что она разъединяла людей, в то время как современные технологии старались их объединить.

– Как объяснили члены совета директоров журнала Чикагского университета, которые ответственны за перевод стрелок этих виртуальных часов: начиная с 1947 года, мы еще никогда не были так близко к полуночи, которая символизирует конец света.

Прозрачные невесомые шторы на огромном окне были раздвинуты. Алексей, порывшись во внутреннем кармане дорожной сумки, достал распечатанную, но полную пачку сигарет, и, вытянув ноги, вдохнул запах ароматизированного табака.

За окном, в окутавшей мир грязно‑белой пелене, угадывался корпус гостиницы, серые бесформенные силуэты елей вдоль дорожек, темная поверхность воды. Он представил, как выходит на террасу, достает сигарету и снег мгновенно залепляет лицо, а холодный ветер проникает за воротник. Позже за выкуренной сигаретой неминуемо последуют мерзкий привкус во рту и утренний кашель. Поэтому он ограничился только тем, что глубоко вдохнул идущий от пачки запах и, убрав ее обратно в сумку, вынул упаковку мятного «Дирола». Он не курил с лета, но психологическая привычка все еще оставалась. Плюс «Дирола» был в том, что от жвачки не было никакого тошнотворного запаха, только мятная свежесть и, иногда, выпавшие пломбы.

Алексей уловил движение. То, что он поначалу принял за ель, оказалось человеком, прячущимся за колышущейся снежной вуалью, которую на мир набросила зима. Едва заметная фигура двигалась вдоль засыпанных снегом дорожек. Вот она скрылась за сугробом и появилась вновь с другой его стороны. Поравнявшись со скамейкой, человек ненадолго замер и направился в сторону коттеджа.

Он был невысокого роста. Алексей различил зеленую куртку и красную шапку.

Ты выглядишь, как светофор, – вспомнил он давно забытые слова из детства. Он говорил это кому‑то, или кто‑то говорил это ему – он вспомнить не смог, но внутри что‑то заныло и заворочалось.

Человек между тем опять остановился и стоял не двигаясь, словно раздумывая, подходить ближе или нет. Ветер облепил одну его половину снегом. И хотя Алексей все еще не мог разглядеть лица, ему стало не по себе.

Поднявшись с дивана, он подошел к окну и задернул штору. В холле сразу стало темней. Тени, ранее прятавшиеся за диваном и под стульями, тут же, осмелев, расползлись по полу. Алексей включил освещение, и они опять попрятались по углам.

Он осторожно выглянул в щель между портьерами. Человек исчез.

"Вероятно один из постояльцев гулял по территории отеля и боролся с искушением, узнать живет ли кто в домиках, – подумал Алексей, – я бы точно поинтересовался и даже в окно бы заглянул. Или это мог быть кто‑нибудь из персонала… Да и хрен‑то с ним…»

Разобрав вещи, он отправился в душ. Пол душевой кабины скрипнул под ногами. Он задвинул дверцы и повернул ручку. Из лейки, над головой, разлетаясь по сторонам, брызнули струи горячей воды. Алексей закрыл глаза, чувствуя, как они текут по лицу и смывают с него дорожный пот и усталость.

Было приятно стоять вот так под горячей водой, осознавая, что в этот самый момент в нескольких сантиметрах за спиной ветер закручивает смерчи из ледяных снежинок. Вся жизнь – это игра контрастов. Не испытав одну ее сторону, ты не сможешь по достоинству оценить другую. Только во тьме свет, только в молчании слово – как пел в одной из песен БГ.

Обжигающая вода исчезала в стоке, а вместе с ней в стоке исчезало и легкое беспокойство, которое вызвал у него человек, разглядывавший коттедж. Казалось, тот специально прятался среди пурги. К тому же теперь Алексей был уверен, что раньше уже видел его, только все еще не мог вспомнить при каких обстоятельствах.