Анна Элфорд - 313 дней: Агапэ

Так ведь всегда и происходит. Трагедия сближает. Не то чтобы я настолько эгоистичен, чтобы радоваться её утрате, но будем честны – я всегда был эгоистом. Однажды Воннегут написал: «Сотни женщин тому назад, двести пятьдесят тысяч сигарет тому назад, три тысячи литров спиртного тому назад». История, вещающая обо мне. Её роскошная женственность, бьющая через край, впивается в ход дня; правильно расценив поворот в настроении Грейс – теперь, полагаю, она думала о том же, что и я сам, – я освободился от мук и, отбрасывая в сторону несобранность, боязнь, приподнял её поникшую голову.

– Грейс, – хочу сказать это как можно увереннее, но, как обычно, в моем голосе при ней слышится лишь хриплость и полушёпот, – ты такая красивая, когда плачешь.

Она смущённо отводит взгляд и до того, как уйти, целует в щеку на прощание. Я наблюдаю в окно, как она выходит и среди моря цветов идет к океану. Я люблю её всем сердцем – такую, как есть. Засыпая этим же вечером, я вспоминаю нежность её губ на своей щеке

Грейс

Стою у океана, который слизывает песок под моими ногами. Железные обручи стиснули мою грудь ещё сильнее; по тропам, ведущим к берегу, пересекаю сад. Не могу сама себе поверить! Когда Дилан говорил, в его голосе слышались такая теплота, такая искренность. Но мой внутренний голос взывает к разуму.

Дни стоят ласковые. Солнце поднимается уже два часа как, и глядеть на восток не больно глазам. Теперь видны только три лодки; отсюда, кажется, что они совсем низко сидят в воде и почти не отошли от берега. Тонкий аромат соли и свежести и ещё на удивление католического храма и воска опустились на меня, словно туман на хрустальные морщинистые скалы. Грейс, зачем ты поцеловала его? «Поцеловала в щеку», – напоминает подсознание. Судорожно, порциями вдыхаю воздух, оглядываясь на дом, и чувствую, как уведомление приходит на мой телефон. Наконец соглашаюсь с поступившим от Дилана предложением съездить куда-нибудь. Надо признать, что он безнадёжно привлекателен.

Дьявол! Майк наверняка содрогается от рыданий в эти секунды! А я договариваюсь о встрече с каким-то парнем! Мне нужно ехать обратно к дому. Гроздья пены всё зыблются жемчугом; гроздья гнева и тревоги. Деревья переминаются на побережье. Я обнаруживаю семейство в лабиринте отчаяния. Но душевная боль Кэррол (если страдания вообще присуще такой, как она) отступала день за днём, Майк же пришёл в разумное состояние лишь к похоронам в местной церкви. Казалось, черты лица священника, произносившего должные слова, вырезал скульптор, который в разгар работы устал и отбросил свой резец. Нечто такое подавленное и горестное отражается в высоких скулах, в темной щетине… Вот что бы чувствовали другие на моем месте? Я стою на лугу с величественными деревьями, но это кладбище. Запах смерти. Такой тонкий аромат штормового моря и сырости, запах старости и запах площади. Запах публичного дома. Всё это сочетается со слезами близких и покалывающей прохладой, вместе с полевыми цветами по дороге и скупым молчанием.

Ночь. Пробило двенадцать. Теплота обстановки смешивается с языками сумеречного ветра с улицы, доносящегося от окна и развевающего тонкий, полупрозрачный тюль. Я специально не закрываю окно; надеюсь, что и так станет тепло.

– Я… я просто хотел сказать тебе спасибо за то, что ты рядом, Грейс, – мямлит Майк, сверкая голубизной глаз.

– Конечно, – слабо улыбаюсь в ответ я.

– И спасибо, что не побоялась полиции и исполнила мою просьбу… в буквальном смысле.

– Это было необходимо, Майк.

Его уставшие заплаканные глаза, кровавые протяжные капилляры похожи на ветвистые молнии в одну из тёплых южных ночей. Майк уходит, а на фоне Кэррол причитает о прошедших проводах; бросаю с ужасным негодованием одну из кроватных подушек в сторону так, что она отлетает от стены к ногам. Да когда придёт этот сон?! Последнее, что я могу пожелать, это остаться в этом дне. В мрачный поздний час фантазия сбрасывает оковы рассудка, и зловещие образы обретают всё большую силу. Я подошла к окну, дрожь сжимает поперек мышцы живота. Вновь замечаю уже вторые человеческие очертания за эту ночь (кроме Майка). Женщина.

И вот никого вовсе и нет. Это была она! Точно она! Я уже видела её совсем недавно, в один из вечеров этого текучего лета перед приездом Али! В момент сильнейшей уязвимости я бегу вниз. Входная дверь раскрывается, но, как я и думала, абсолютная тишина и потёмки прикрывают свою мафию. Я поднимаюсь наверх, захлопываю дверь, звоню Алише.

– Ты разбудила меня, – ее нежный лепет успокаивает меня с детских времен. Я извиняюсь перед Али, а она вздыхает, вставая: – Забудь, не вопрос, Грейс. У тебя странный голос. Что произошло?

– Или же у меня самые настоящие видения, или же какая-то женщина наблюдает за мной уже во второй раз, – прошептала я и слегка отдернула штору. Я выглянула наружу, но никого уже не было. Было темно.

– А я думала, что только у меня бывают видения, – не до конца проснувшись, буркнула Алиша, очевидно, недопонимая всей тонкости момента.

– Али, это не шутка! Мне жутко находиться в этом доме. В прошлый раз она провела несколько часов, заглядывая в окна; а сегодня так и ждала, пока я выгляну.

Быстрым шагом я подхожу к кровати и укутываюсь в одеяло, хотя бы ради чувства безопасности. Сквозь разделяющие нас километры я ощущаю ласковый укор Али и мысленно присаживаюсь к не на кровать; я знаю, что Али не воспримет мою правду всерьез. В комнате отдаёт морозной свежестью. Дверная ручка стала сливаться с темнотой. Благодаря подруге мне стало гораздо спокойнее. Такие мимолетные моменты создают глубокие связи между людьми.

– Начнем с того, что у тебя за стеной спят Кэррол с Майком, а двери закрыты. Ты в безопасности, Грейс.

– Алиша, просто отвлеки меня от всех этих мыслей.

– Что это была за женщина?

– Я просила отвлечь меня!

– А может быть, это твой поклонник? Уже бывали случаи, когда тебя узнавали в Портленде и не только, а в нашем городке уж точно каждый тебя знает. – Какая дикость!

Ты никогда не ощущаешь, не веришь в подобные секунды в действительность сказанного. Ты никогда не чувствуешь хоть каплю сухого вина признания, пока не сталкиваешься лицом к лицу. «Но я труслива!», – чуть ли не восклицаю я.

– Я просила отвлечь меня, дорогая! – повторилась я, сама сидя настороженная, вспоминаю крупные глаза женщины; я сделалась в последние годы ужасно чувствительная, все действует на меня, буквально все.

– Хорошо, о чем ты хотела бы поговорить?

– Расскажи, как у тебя обстоят дела с Логаном.

– Как всегда, все великолепно. – Я слышу, как Али влюбленно улыбается в трубку. – Он не переносит даже недолгую разлуку со мной, особенно после возвращения из Англии, и прерывается лишь на работу в лаборатории.