Марк Шнайдер - Несправедливость

Собираться пора.

Накинул кофту, взял сумку. Перекусил.

Готово.

Вышел из дома. Где метро? «Звездная». Родная «Звездочка».

Посмотрел на время – оставался час до двенадцати. Успеет.

Заглянул в карты. Как дойти до Вовы?

На «Адмиралтейку» надо, где там Кунсткамера? Вот ты, на Ваське… красотка. На Ваське может сойти? Или пойти по мосту? По мосту. Так быстрее. До «Сенной», дальше пересадка на «Садовую», потом одна станция и уже «Адмиралтейка». Легко. Быстро. Минут тридцать на поездку, еще двадцать дойти до музея.

Прекрасная синяя линяя, особенно на первых станциях: «Купчино», «Звездная», «Московская». Народа всегда мало, можно сесть и ехать без тревоги хоть до самого конца линии. Если, конечно, тебя какие-нибудь старики не попросят уступить место. Обычно они молчат, выжирают тебе мозг молча, а другие это видят и сами просят тебя уступить стоящему рядом седому, хромающему с палочкой человечку. А сами? Встать не могут? Да и почему люди, которые хотят сесть – молчат?

Доехал без происшествий до «Сенной». Пересаживаться нужно. Где тут другая линия?

Вот она. Огромный переход между станциями, светлый туннель, в конце которого должен быть свет. Моргающая лампа, грязный пол, полоска от маркера на стене. Один из самых загруженных переходов метрополитена в Петербурге. Хоть и грязный, но, тем не менее, выглядит он изящно.

Зашел в вагон – мест нет, забит полностью, толкаться нужно. Даже не удивился.

До «Адмиралтейской» доехал за три минуты. Выбежал из вагона вместе с толпой.

Люди разговаривают, шум толпы привлекает. Хочется здесь остаться и не идти дальше, просто смотреть на проходящих мимо мужчин, женщин, детей.

Издалека увидел девушку, которая бежит на парнишку: прыгнула на него, тот чуть ли не упал, но успел подставить назад ногу. Обнялись, поцеловались, пошли за ручку ждать на платформе приближающийся поезд. Любовь у них, причем сильная.

Петербург иногда называют «городом любви». Как Париж, но только в России. Город собрал в себе расслабленное общество Германии, архитектуру Италии, французскую любовь. Иногда и не верится, что все это может происходить в такой стране. Вот в Москве люди быстрые, четкие, а в Петербурге все делают в свое наслаждение и никуда не торопятся. И это не потому что в Петербурге многие употребляют, а потому, что все уже привыкли быть в таком состоянии. В состоянии покоя.

Вышел со станции. Теперь нужно идти в сторону моста.

Сейчас – на Невский, потом – вдоль Дворцовой, дальше – мост. Навигатор, блядь. Налево – направо – вперед, вновь налево.

Как и рассчитывал: тридцать минут на поездку, двадцать пешком. Все по плану. Идеально.

На Дворцовой заметил кучу азиатских лиц. Любят азиаты посещать Петербург. И непонятно, зачем? Для чего им нужен северный город России? Вторая столица. Культурная. Дима знал, что азиаты потихоньку захватывают этот город. Китайцы уже русских не впускают в свои рестораны на Васильевском острове, а вот свои лица – пожалуйста, присаживайтесь. Своей местности им видимо мало, вот и решают заполнять промежутки в других странах. Чайна-таун на Ваське стремительно развивается. С одной стороны это красиво, многообразие видов Петербурга зашкаливает, ну и китайцам тоже нужно свое место выделить – целый остров, причем остров невъебических размеров.

Пусть живут тут, наслаждаются. Еда у них – охуевшая. В хорошем смысле, конечно.

Дворцовый мост. Десятый по длине в Петербурге. Узнаваемая фигура, которая соединяет два самых знаменитых острова. Сильно его жизнь потрепала: изначально строился почти двести лет назад, переносили его несколько раз, тонул как-то, потом и вовсе сгорел, реконструировали его, да и в двадцать первом веке тоже было дело, закрывали на реконструкцию. Как-то договор подписали, что его должны строить только русские, только из русского материала, только с русской душой; давно это происходило, узбеки не пришли еще в Россию.

Откуда Дима это знает – сам не понимал. Может, рассказал кто-то, может, прочитал где-то.

Развернулся на полпути до конца. Видит: Исаакий стоит. Огромный, темный, золотистый, священный даже. Построили его примерно, как и Дворцовый мост.

Все здесь древнее, как говно мамонта, – высказался про себя Дима, – но, сука, красивое. Огромное. Пиздатое! Какой город у нас в Рашке еще может похвастаться такой красотой? На ум только Москва. На хуй Москву! Цивилизация там, да. Все новые технологии появляются сначала там, да. А красоты нет. Лабиринт, а не город. В Питере заблудиться трудно, выйдешь к какой-нибудь речке и иди вдоль нее, кайфуй. Все такие расслабленные, не парятся. Идут ровно, уверенно, гуляют, никуда будто не надо. А в Москве толпятся, ну и зачем нужно быть раздавленным, если можно спокойно себе ходить? Люди хоть и не выбирают где рождаться, но если выбор падает на Москву или Петербург – Питер – лучший друг. Москва – это как женщина, такой же сложный организм, куда не пойди – можно отхватить, слова подбирать нужно правильные – шаги. А Петербург – это твой хороший брат-близнец, всегда поможет, у тебя с ним такая необъяснимая связь, которой нет ни у одного человека. Родился с этой связью и живешь всю жизнь с ней. Уезжаешь – тянет вернуться в Петербург. Все могут подвести, но этот город – никогда.

Вот и Кунсткамера. Огромная очередь, неудивительно.

Дима прошел вдоль очереди, заметил человека в берцах и клетчатой рубашке, это он: спиной стоит, не замечает.

– Как тебя угораздило в Кунсткамеру-то пойти? – похлопал по его плечу Дима.

Вова развернулся. Молча протянул руку. Поздоровались.

– Да вот, скучно мне что-то, а тебя для веселой компа-а-ании взял. Повеселимся слегка, а? – похлопал в ладошки Вова, – я вообще думал, что ты кинешь меня и забьешь, а на деле ты очень солидный человек, не подвел. Благодарю.

– Никогда не был тут, а желание пиздец большое. Хочу.

– Тогда отлично. Щас мы будем разглядывать са-амые старые маринованные огурчики. Ну и еще какие-нибудь там макеты питекантропов. Ар ю рэди?

– Надеюсь, вы передали ему свое доверие не из-за денег?

Дима рассмеялся. Слеза потекла. Герман в недоумении смотрел.

– Не-а, док. Он просто ахренительный шутник.

– Кунсткамеру построили еще в восемнадцатом веке, точно не помню, когда именно. Но могу уверенно сказать, что в первой половине уж точно. Петр Первый ее основал. Петр Первый ее освятил. И Петр Первый тут ебался! Ха, купил он себе короче коллекцию всякой херни, ну реально – безделушки, так этих «безделушек» становилось все больше и больше, хранить их было затруднительно, ну и решили построить данное здание. Тут еще вроде Ломоносов работал, ну, этот, пухлый уебок, который открыл много-много дерьма. Химия, физика, естествознание, блядь. Сейчас его во всех школах проходят, мол, умный был человек. Физическая химия, обычная химия, обычная физика. А! Эта Сучка еще писателем была! Точно! Везде хотел себя проявить, молодец. Уважаю я его за это.