Светлана Мурси-Гудёж - Когево

Никакой достоверной и официальной информации ни об Институте, ни о его сотрудниках не было. Все сводилось к «желтым» порталам паранормальных новостей, полных черных дыр, колдунов и пришельцев. За исключением Ельшинского, которому была посвящена небольшая статья в Википедии и пара ссылок на форумах дендрологов.

Ведущий специалист в области биологии и дендрологии, о ранней молодости которого в Сети не было абсолютно никаких сведений, сидел вплотную ко мне в пиджаке 80-х с потертыми заплатками на локтях. Я заметил, что те, которые «стояли у истоков КИЭй», не придавали должного внимания своему внешнему виду. Они как бы застыли в своей одежде, купив ее раз и навсегда.

Как я предположил по отрывистым и противоречивым сведениям из Сети, в молодости Ельшинский работал с чем-то связанным с радиохимией. Несмотря на целый ряд научных работ, в том числе и опубликованных за рубежом, награды международных организаций, Ельшинскому так и не удалось уехать – осуществить намерение, которое он не раз высказывал. По нескольким статьям в центральных изданиях, я выяснил, что Ельшинскому не удалось вырваться не из страны, а из, собственно, Когево. «Будущий академик застрял в наукограде», «Гений или заложник» – несколько публикаций из нулевых годов можно было найти в Сети.

Вида Ельшинский был странноватого. Словно бы он полностью состоял из молекул, которые хаотично двигались. Я физически ощущал слева от себя, на холоде лака над карагачом, это броуновское движение.

Мой сосед справа был угрюм. Лупинцев, кажется. Называли его по отчеству – «Васильич». За все время совещания он не произнес ни слова.

Дно озера под слоем смолы загадочно переливалось – то голубело, то отливало янтарем. Призывно и дружелюбно. Не было в нем смертоносного водоворота в северной части.

§§§

И потому я удивился, когда на следующее утро, спускаясь по склону, загодя, торопясь, чтобы не опоздать на работу, посреди озера я увидел остров. Я точно помнил, что ни вчера под слоем снега, ни на эпоксидном столе под смолой никакого намека на остров не было. Я перебирал в памяти утро накануне: селезня с культёй, тропинку на склоне, просевшие трещины на льду. Острова не было.

Я остановился на тропинке. Мне в спину внезапно кто-то врезался. Неожиданность вместе с удивлением ввинтилась мне в копчик острой болью. Я не слышал, чтобы по тропинке за мной что-то двигалось.

Выругавшись, я обернулся и увидел маленького сухопарого человечка с блестящей, бритой налысо головой, в кургузом, криво застегнутом пальто, снегоступах для зимней рыбной ловли и с самокатом.

Самокат был последней модели, крашенный в ярко-синий цвет, весь в каких-то кнопочках и ручечках. Человечек держал самокат на вытянутой руке. Низ самоката парил над сугробом.

– Извините, – сказал он, подавая мне руку. – Я не нарочно. Закусило.

– Что вас укусило? – удивился я, морщась от боли. На пальто не было никаких следов укуса.

– Закусило. Это я. А про вас я все знаю. Мне Стелла Анатольевна о вас уже всё рассказала, – человечек всеми силами старался говорить дружелюбно.

– А что всё? Мы с ней только «здрасте» обменялись.

– Ну и что. Стелла Анатольевна отвечает за документооборот. Знает всё обо всех. Она знает даже то, что вы сами о себе не знаете.

– Например?

– Например, что существа с оторванными лапками вызывают у вас неконтролируемую рефлексию, – человечек дружелюбно улыбнулся.

По моей спине пробежал холодок.

– Это – опытный селезень, – сказал человечек. Увидите, к лету у него снова отрастет перепонка. Не занимайтесь анализом, – он положил самокат на рыхлый сугроб и ловко, как акробат, взобрался на него, балансируя непонятным образом. —Живите интуицией. Только рептильный мозг выручит вас в Когево. Если будет туго – отключайте неокортекс.

На мгновение его окутала легкая дымка. Я потер глаза. Человечек исчез. Не было на снегу и следов самоката.

Только у меня ныл копчик.

§§§

…Я словно ее когда-то видел. Она шла навстречу мне по дорожке, обсаженной шаровидными ивами. В очень длинной юбке, задевавшей подолом утоптанный снег, спрятав лицо в высокий воротник заячьего полушубка, в очень узких ботинках с каблучками в форме рюмок. Распущенные волосы до талии. Из вежливости я посторонился – иначе не разойтись нам было меж сугробов.

Она прошла мимо, оставив запах чего-то томного, марципанового, из ранней юности. Того, что нельзя передать словами…

§§§

В этом крошечном помещении, которое я сразу окрестил «дуплом», громоздились системные блоки и мониторы: весь сервер, хранивший тысячи терабайт информации Института.

Чистотой «дупло» не отличалось. Здесь давно никто не протирал пыль, по углам валялись исчерканные бумажки, замусоленные мануалы, пустые упаковки из-под крекеров и чипсов, оставшиеся от предшественника. У кресла заедал механизм качания: оно все время норовило завалиться.

Я обещал себе, что как только разберусь с грудой навалившихся рабочих проблем, найду уборщицу или, на худой конец, тряпку, и займусь наведением порядка.

Я погрузился в разгребание «авгиевых конюшен» на сервере и проработал около часа.

Дверь открылась, вошла Масенька, и позвала меня на совещание к Будулаеву.

Терпеть не могу эти сборища. Ничто так не пожирает время как ежедневные совещания. Можно было упразднить все совещания на Земле после того, как изобрели мессенджеры.

Я со вздохом встал и побрел за Масенькой по коридору. Войдя в кабинет Будулаева, я ошалел. На восточном берегу эпоксидного озера сидели трое. Я не мог подобрать им определение.

Мне вспомнилась давно забытая детская сказка про гномов, и, словно в ответ на мой вопрос, Ельшинский, стоящий у панорамного окна, сказал:

– ВЫблеры .

– Всеволод Родионович! – громыхнул Будулаев.

– Ладно. Прочие . Это – прочие , Федор Павлович.

– Прочие…

– Да, Федор Павлович, – Будулаев был в прекрасном расположении духа. – Я решил сразу ввести вас в курс реалий Института. В его голосе промелькнули нотки экскурсовода. – Мы с Александром Ивановичем долго думали, стоит ли дать вам освоиться или сразу же ввести вас в курс дела. Александр Иванович, как и я, за обоюдную честность в работе. Как говорят сейчас? Вин-вин?

Ельшинский хмыкнул.

– ВЫблеры? – спросил я, рассматривая сидящих за столом, просто чтобы услышать звук собственного голоса и вернуться в реальность.

– Прочие, Федор Павлович, их зовут прочие. Прочие являются исконными обитателями Когевского Эллипса. Есть сведения, что они появились здесь раньше людей или же люди асси…

Поначалу вам будет достаточно трудно отойти от стереотипов, которыми напичкан неокортекс современного городского человека XXI века. В некоторых ситуациях будет полезно абстрагироваться от достижений эволюции и использовать рептильный мозг. Для человека с вашим уровнем интеллекта, вам будет достаточно сложно встроить неизведанное вроде прочих в вашу структурированную систему сознания, привитую городской средой.