Любовь Паршина - Сломанный крест. История чёрного серебра

– Хорошо, Федя. Сегодня ты мне уже не понадобишься. Центр, – обратился Кречетов уже к Климову. – «Ангел» на сегодня выбывает. Отключайте его канал.

– Вас понял, – отозвался Климов.

– Приятное все-таки место, – заметил Федька, секунду-другую спустя.

– Бордель.

– Ну, бордель. Разве все так плохо. Девок здесь не на цепи держат.

– Федь, я смотрел на зал через камеры охраны и, готов поклясться, видел девчонок, которым нет восемнадцати.

– И что? Мне неполные шестнадцать было, когда любовник появился.

– Один любовник – не поток клиентов.

Федька пожал плечами, потом выпил залпом еще бокал шампанского и со вздохом плюхнулся на кровать – на спину, на крылья. И снова наступила тишина – но уже не напряженное молчание, а глубокое, спокойное, мирное безмолвие.

– Что ни говорите, а хорошее место… Тихое.

– Любишь тишину?

– Только когда не один.

Глядя на кусочек вечернего неба с ярко-розовыми облаками – картину в нише над кроватью – Федя протянул руку вверх.

– Я, когда маленький был, думал, что взрослые просто так между собой грешат. Возятся себе… А детей на самом деле Бог дает хорошим людям.

– Разве это не так?

– Ну, косвенно, может быть. А я думал, что все на самом деле так и происходит: открывается ранним утром окно и Боженька на ладони ребеночка родителям протягивает.

– И тебя, думал, также протянули?

– Конечно! Я так ясно себе это представлял, что почти помнил: папе еще рассказывал, как меня ему с матушкой принесли прямо с Неба, маленького, в одной рубашонке. А он не помнил. Ох! – Федя почти простонал и провел ладонью по лицу. – Окошко да Божья ладошка…

– Федь… – позвал Кречетов, еще не зная, что именно хочет сказать.

Тот встрепенулся:

– Вам пора?

– Да, пожалуй.

– Удачи с обработкой святош. Звоните, пишите. Митьке привет.

– Спасибо. Обязательно передам.

Кречетов подобрал ошейник со столика, пошел к выходу. Уже у дверей, в тесной коробке, служившей «прихожей», он оглянулся. Федька со смятыми черными крыльями лежал на белоснежной постели под окошком в искусственное, пронзительно-яркое небо. Словно бы почувствовав его взгляд, Федька открыл глаза, улыбнулся ему и подмигнул.

– Счастливо, Андрей Палыч.

– Счастливо, Федя.

Кречетов положил ошейник в карман, вышел в коридор и умеренно быстрым шагом направился к служебному лифту.

Проснулся Андрей Павлович в четыре часа дня в кабинете у себя дома. Нельзя сказать, что он выспался и был совершенно бодр, но дальше спать уже не мог.

Он и вся оперативная группа не спали всю ночь. Ровно в 10.30 наружка посадила Игошина и Ларсена на их рейс – и, казалось бы, можно перевести дух, подвести не черту, а короткую, но явную черточку… Но что-то не отпускало, тревожило его.

Что-то, о чем он думал перед тем, как уснуть. И не уснул, пока не понял, не решил. И все, как ему помнилось, вдруг показалось так просто, так прозрачно – на редкость понятно. Что же было так понятно?..

Дело с сектой можно считать решенным – теперь, когда ей обрубили корни, она засохнет естественным образом. И сегодня воскресенье, в Управление ехать не надо… Ах, нет! Вот оно. Ему не давал покоя разговор с Марченко в лифте. «… И мое любопытство не понравилось этому существу. Я бы не стал говорить об этом с кем-то другим – побоялся бы, что меня примут за сумасшедшего. Но вы знаете все! …Не спешите с выводами и с ответом. Давайте встретимся в воскресенье. Я весь день проведу здесь, в Управлении. Приходите вечером, попозже – к девяти. Будет безлюдно и спокойно. Пока просто подумайте ».

Тихо-тихо постучав, в кабинет заглянула Марина. Спокойно спросила:

– Будешь есть? У меня все давно готово.

– Да, спасибо, Мариша. Только один звонок сделаю.

Жена ушла, а Андрей Павлович понял, что с ней тоже нужно что-то поскорее решать, а иначе глупая случайность будет стоить ему спокойствия.

Поначалу Андрею Павловичу казалось, что он страшно голоден. Возможно, и был, но вот аппетита недосыпание и головная боль лишили его совершенно. Почти чрез силу он съел кусок курицы и запил его простой водой.

Марина с ним не ела – сидела в гостиной и, пожалуй, чересчур внимательно смотрела прогноз погоды. По области обещали дожди.

Уже доев, Андрей Павлович не вставал из-за стола – то оглядывался на жену, то смотрел на безмолвный пока мобильник. Стоило телефону дернуться и издать один-единственный звук, как Кречетов вскочил из-за стола.

– Да, слушаю! Ты уверен? – Пауза. Собеседник выдавал информацию. – Тогда я сейчас же звоню Савину и мы с ним выезжаем. Ничего не предпринимай. Хотя бы попытайся! Я сказал – жди. И будь на связи.

– Куда ты? – изумилась Марина. – Сегодня ведь воскресенье!

– Знаю, родная. Но ничего не поделать – надо бежать. Но сперва звонить.

– Мне для разнообразия позвони, когда время будет.

– Обязательно, милая. А теперь – извини.

Вернувшись в кабинет, он набрал Савина.

– Володя, добрый день. Ты сейчас в городе? Знаю, что сегодня воскресенье, но ты мне очень нужен. Я тебе в сообщении скину адрес. Выезжай немедля. Будешь подъезжать – сначала обязательно мне позвони. Без меня ни ногой. Понял? Нет, Митю вызывать пока не надо. Объясню на месте. Поторопись, Володя. До встречи.

Андрей Павлович отправил Савину сообщение, положил трубку, но вдруг призадумался. Что же это он? Нельзя сейчас сомневаться – совсем нельзя! Раз уж решил…

И все же уже в прихожей, у самой двери, он почти машинально набрал номер Мити Шацкого.

– Митя, здравствуй. Ты в городе? Извини, но придется прервать твой выходной буквально на час. Дело, откровенно говоря, пустяковое: приехать сегодня в Управление ближе к вечеру, постучаться в закрытую дверь. Ты ведь знаешь, где кабинет полковника Марченко?.. Сделаешь?.. Подробности позже. И сразу же позвони мне. До связи.

***

Они оставили машины у самого въезда в поселок и дальше пошли пешком. Кругом не было ни души: в октябре тут жили немногие – крайне фанатичные дачники и несколько стариков, предпочитающих или вынужденных жить в своих старых деревянных домах. А порой здесь появлялись те, кому нужно было на какое-то время спрятаться от города – от своей обычной жизни, которую они ведут у всех на виду.

Кречетов все объяснил Савину еще у машин: спокойно, быстро и просто. Тот с командиром спорить не стал. Согласился, что доказательств у них пока мало, к генералу идти можно – но только с подозрениями и словами. С Федькиными, по большей части, как подозревал Савин.

– Вы уверены, что нельзя подождать и собрать побольше информации? – задал он один-единственный вопрос.

Кречетов ответил не сразу, но без малейшего сомнения.

– Уверен. Он скорее всего уже в курсе, что Игошин и Ларсен завербованы. Если подождем – упустим.