Любовь Паршина - Сломанный крест. История чёрного серебра

– А если он ни при чем? Святоши ведь не знали в лицо «лапу» из Управления.

– Если он ни при чем – он сейчас в Управлении, работает и ждет встречи со мной.

Дом полковника стоял в самом конце улицы: крупный, старый дом, с большим чердаком, разросшимся во второй этаж, с огромным чердачным окном, состоящим из множества маленьких прямоугольных стекол. Из этого окна, вероятно, открывался вид на всю улицу и внутреннее устройство ближайших дворов. А вот первый этаж и двор самого дома были скрыты от посторонних глаз двухметровым металлическим забором. Были…

И ворота для автомобиля, и дверь в одной из их створок были приоткрыты. Дверь даже чуть-чуть поскрипывала, норовя открыться еще шире от порывов октябрьского ветра.

Из двора дальше по улице тянулись следы автомобильных колес.

– Свежие, – заметил Савин.

Они приоткрыли ворота, всмотрелись повнимательнее. Судя по глубине следов, по изгибу, по брызгам, оставленным на траве, машина выехала со двора резко – очень поспешно. Даже поцарапала ворота. Кто-то уезжал отсюда – по сути, бежал – поспешно, в панике.

– Не нравится мне все это, – протянул Кречетов. – Совсем грусть навевает…

– Идем в дом?

– Да, но на всякий случай попробую поискать заднюю калитку. С этой стороны двора мы окажемся, как на ладони.

– Думаете, в доме еще может кто-то быть?

– Скорее всего, нет, но… Не знаю. Побудь пока здесь.

Кречетов пошел искать окружной путь. Едва завернув за угол, он достал телефон и набрал Федьку. Ответом были долгие-долгие гудки…

За поселком начался негустой, светлый пролесок. Идя вдоль заборов, Кречетов без труда вышел к дому Марченко. Внушительный забор продолжался, нашлась тут и небольшая калитка – ниже человеческого роста, будто заплатка на металлическом полотне.

Она была укрыта зарослями малинника, и Кречетов, может статься, не сразу бы ее заметил, особенно в сгущающихся сумерках, если бы его внимание не привлек золотой блеск. Заглянув под сень листвы, он увидел на ветке золотое кольцо Федьки – кольцо-ремешок, которое он носил на большом пальце. Веточка, на которой оно теперь висело, была аккуратно сломана и утыкалась прямо в калитку. Приветик такой с намеком. Значит, Федька проходил здесь – но только туда, а обратно так и не вышел.

Положив кольцо в карман, Андрей Павлович толкнул дверцу. Та туго и со скрипом – оказывается, была на ржавой пружине – поддалась. Со стороны двора она когда-то закрывалась на железную щеколду, но теперь пазы, в которые та вставлялась, оказались вытянуты, разорваны, как пластилиновые.

Задний дворик был тенистым, полным холодного, застывшего влажного воздуха. Деревянный стол под деревом, покрытый пока редкими чешуйками опавших листьев, ржавый турникет между двух крепких столбиков (все, что осталось от старых-старых качелей), двойные зимние рамы в окнах, открытая настежь дверь кухни – и никого.

Несмотря на смутную тревогу, Кречетов понимал, видел по сотням изученных, мельчайших признаков, что опасности нет. А тревожило его то, что Федька так и не вышел с этого двора и на звонки не отвечал.

«Он уже большой мальчик – очень большой. Тебе, старому дураку, в дедушки годится, – успокаивал себя Кречетов. – Но ведь я же ему, гаду, велел ничего не предпринимать!»

Он решил вначале бегло осмотреть дом сам, а затем уже звать Савина. Достав пистолет, обошел все комнаты, заглянул в чуланы и крупные шкафы. Везде ни души. Но на первом этаже в большой комнате и в кухне были явные следы борьбы и даже отметины выстрелов на стене.

Дверь, ведущая со двора в кухню, к слову, была выбита, а этажерка, которой ее пытались подпереть, валялась в противоположном углу. Вдобавок, сервант в комнате лежал на полу, раскинув разбившиеся стеклянные дверцы, как птица – крылья. На некоторых осколках была кровь. Также несколько кровавых пятен Кречетов увидел в прихожей и на ступенях лестницы на чердак.

Андрей Павлович снова набрал Федькин номер и снова выслушал ряд длинных гудков. Выругался про себя. Как с таким работать?

А еще – откуда ни возьмись – мелькнула мыслишка: может, зря он дал Федьке понять, что ему нет дела до того, что написано в третьем разделе? Нет, конечно, без намерения воспользоваться властью! Просто чтобы Федька не откалывал таких вот номеров. Что если он и вправду просто по-человечески не понимает? Играет и своей жизнью, и чужими. А ну как опять доиграется?

Но тут же Кречетов опомнился, одернул себя. Нет! Так нельзя. Прежде всего – ему самому нельзя опускаться до того, чтобы держать кого бы то ни было, как зверя, на цепи. В конце концов, кто угодно может по какой-то причине нарушить приказ, начать действовать по своему усмотрению – человеческий фактор на то и человеческий. И для каждого можно найти свою «цепь» – семью или свободу. Нет большего наказания, чем абсолютная власть над чужой жизнью…

Чердак оказался настоящей комнатой – огромной, светлой, с выбеленным потолком, светлыми обоями на стенах, сплошь заставленной старыми вещами. Давно нежилой комнатой. Кровать и тахта, заваленные пакетами, мешками, ватниками, стояли углом возле печки-буржуйки, вокруг них лежали старые чемоданы, ящики с инструментами и посудой, книги…

Вдруг подполковник замер. В темном углу, слева от огромного окна, он увидел следы крови: пятна с подтеками и смазанные отпечатки ладоней. В углу стоял высокий табурет, а на потолке был люк, ведущий на антресоли – треугольный зазор под самой крышей. Кречетов взял стоящую поблизости метлу и постучал древком по крышке люка. Ответа не было – только капля крови сорвалась из щели между досок и шлепнулась на табуретку.

Эта тишина Кречетову совсем не нравилась. Одно дело – тишина в доме, по комнатам которого гуляет ветер, другое – за закрытой дверцей в темном углу, перепачканном кровью…

В кармане забился и загудел мобильный – Митя.

– Слушаю, – выдохнул Кречетов, сняв трубку.

– Андрей Павлович, я в Управлении. Полковника Марченко нет. На вахте говорят, что его не видели.

– Спасибо, Митя…

– Будут еще указания?

– Да, раз уж ты там, посиди еще полчаса. Мало ли что. У тебя никаких срочных дел?

– Нет, Андрей Павлович! Я тут посижу, почитаю.

– Хорошо. Позвони, когда будешь уходить. До связи.

Сзади скрипнула ступенька. Кречетов обернулся, держа пистолет перед собой – и встретился взглядом с Савиным. Тот стоял на лестнице, также с пистолетом, такой же настороженный, как служебный пес.

– Простите, Андрей Павлович, вас долго не было. Потом я вас в окне увидел, – сказал он, убирая пистолет. – Как тут?..

– Видел внизу погром и следы стрельбы?

– Да.

– А тут вот.

Кречетов указал на угол за собой. Савин вложил пистолет в кобуру, оглядел ступени у себя под ногами и перевел взор на люк в потолке.