Сен Сейно Весто - Щепоть зеркального блеска на стакан ночи. Дилогия. Книга первая

Он брал как основание железный факт, что примитивное сознание оперирует наличием нескольких душ и неопределенным количеством духов. Затем экстраполяцией выводил собственный постулат, далеко идущий и довольно бесстыдный. Постулат касался немного немало развития аспекта сознания в ретроспективе эволюции и подкупал лесным оптимизмом. Алгоритм развития концепции будущего в истории миров наконец обрел свое лицо:

Питеки.Примитивный (т.е.) первичный разум! (равно) эн количество богов и душ;

Божемои.Разум элементарный (вторичный) = один, много – два бога плюс душа;

Постпитеки.Разум Докосмический = ноль богов и, как учит нас это неприкрыто скабрезное порождение квантовой механики, квантовой космогонии и трех тысяч лет квантового сознания Дао – квантовая психология, чертова уйма не подозревающих друг о друге душ, то есть ноль «душ» в принятом теософском понимании.

Что шло дальше – не знал никто. Предполагалось, возникновение собственно разума: разума-самого-по-себе = бог. Создалось впечатление, что хозяин просто истосковался по возможности поспорить, до предела задействовав застоявшиеся лобные доли.

Было предложено угощение и новая закуска, узнав, что Гонгора не употребляет, хозяин совсем не огорчился, даже напротив, не настаивал и сам не стал, сразу же отнесясь с пониманием, восприняв привычки гостя как должное, хотя и не без некоторой странности, – здесь, впрочем, оставались в чести всевозможные обеты, проклятья и воздержания. На Лунной Тропе еще можно было встретить босого монаха с печатью на устах и обязательством на натруженных плечах не пить, не курить, не любить, не потреблять животных жиров и водопроводной воды и не мешать углеводов с протеинами: на его долгой тропе крепкие мозолистые пятки не знали обуви. Хозяин же, войдя во вкус, просто и с сильным чувством исполнил, облачившись в тонко позвякивавшую металлическими штучками меховую накидку, танец Уходящего лета, горячо убеждая остаться ненадолго и зазывая на охоту; он звал на следующий год, в гости, здесь теперь хорошо, говорил он, электричество уже год как провели, суровый гурон расписывал местные красоты, закаты и размеры местных мишек, разворачивал перспективы, хлопал по плечу, сокрушался в русле того, что сил нет, как жаль стрелять в снежного барса, советовал не соваться в пределы Кислого озера, неужели других озер тут мало, места безлюдные и озеро нехорошее, дурное; рекомендовал по возможности не пользоваться языком чухарей, тут этого не любят. Однако на ночь можно остановиться у какого-нибудь одинокого егеря, это – свободно, ничего страшного. Только не надо говорить, что без оружия, а лучше вскользь (как бы между прочим) обронить, не акцентируя: калибр там, в смысле, лимит…; сообщалось еще о неких источниках подлинной Живой Воды, источники кои скрыты от постороннего глаза в нужных местах. Цивилизации они не известны и известны никогда не будут, но вот если нужные места знать, то можно жить долго и не болеть, даже здесь. К слову, в доме как раз вода еще оставалась, чуть не полный бидон, если не выпили, десятый уже, наверное, месяц стоит – и ну хоть бы что ей, воде. Хозяин какое-то время озирался, шел что-то такое в углу доставать, разливать по стаканам воду и торжественно пить это во славу богов лета и в целях профилактики энцефалита и прочей разной здешней мерзости, переносимой клещами. «Всё выпьем – никому не оставим…»

Предстояло реально опробовать местный внедорожник в деле, и это тоже был особенный случай в практике стаи. Ночь решили провести под крышей, планируя встать пораньше, пока все комары будут еще спать.

Вблизи лошадь оказалась на редкость рослой и недоверчивой как ртуть, каким и должен быть хороший лесной конь – горячим и опасным при неосторожном обращении. Это было не какое-нибудь там хмурое плюнувшее на все создание, от рождения спроектированное под размер оглобель и определенное к перетаскиванию смысла своего существования с места на место, этот неприветливый профиль уже наперед знал все возможные поползновения, угощения и фальшивые напутствия, глазом блестящим и злобным, мохнатыми ноздрями, всем своим негостеприимным рельефом ясно давая понять, что взятые тут высоты занятыми будут оставаться недолго и особо много с них не насмотришь. Мрачный черный зверь был достаточно опасен, чтобы глядеть на него с уважением.

Прямо у старого отполированного седалища торчала удобная для хватания штука, туго спеленатая кожаными аккуратными стежками, она как бы приглашала попробовать себя в новом качестве. Всем этим явно пользовались, каждый день и без всяких внешних аффектов. Гонгора не мог упустить возможность, просто не простил бы себе потом, он прямо до боли всегда мечтал занести в анналы личного опыта что значит одномоментно, единым простым и естественным рывком вынести тренированное тело с земли прямо в седло – и затем уже устало, непринужденным прищуренным взором окинуть открывшиеся оттуда перспективы, трогая перед собой свободной рукой поводья, на ходу пробуя пяткой огромный упругий горячий бок. Всякие там канадские индейцы и ловкие по будням холоднокровные рыцари делали это, он был убежден, спокойно и не задумываясь только потому, что у них в распоряжении в свое время был свободным целый день и оснащение наработать соответствующие рефлексы, ничего принципиально невыполнимого тут не было. Все, что нужно, он был уверен, это лишь тренированные руки и ноги.

Уже берясь крепко и осторожно обеими руками за торчавшую луку седла, выправляя дыхание и определяя кратчайшую траекторию, ведущую отсюда наверх, к лаврам, он примерно мог оценить масштабы работы, проделанной до него за тысячелетия другими. Но он не мог до конца представить себе все, что его ждет. В продолжение какого-то времени Улисс, мучительно решавший для себя, что все это могло значить, чтобы как-то определиться на будущее, с нервным выражением следил за всеми трансмиграциями и переговорами. Потом за травой его стало не видно, но слышно было хорошо. Гонгора не засиживался, успевая напряженными пятками, обеими коленями ощутить все объемы местного внедорожного транспорта, сразу же прыжком возвращался на землю, давая памяти сполна проникнуться логикой простого движения и прочувствовать телу всю слаженную последовательность действий и оценить ее мышцам. Одним коротким рывком, на выдохе он возносил тело в седло, запоминал, не отпуская рук, чтобы все повторить сначала: возмещая усидчивостью отсутствие практики, компенсируя трудолюбием несвоевременность своего появления на свет, превзойдя терпением даже лошадь. Главное, как он это видел, наработать рефлексы.