Тараксандра - Судьба Хеопса

– О, Демон Дуата, – воскликнула она дрожащим голосом, – явись мне!

Словно вспышка молнии озарила пещеру, и перед Анукет предстала красивая молодая женщина. Глаза появившейся горели красным светом, длинные небрежно распущенные волосы, трепетали, как от порывов сильного ветра, хотя в пещере не было даже дуновения ветерка, в руке она держала зловещие предметы, напоминающие крючья бальзамировщиков.

– Славься, могущественная обитательница Дуата, – проговорила Анукет, еле сдерживая дрожь.

– Чего тебе надо, танцовщица? – грозно спросила обитательница ада.

– Я пришла не за себя просить, но за свою дочь, – сказала решительно Анукет. – Ради нее я осмелилась беспокоить тебя.

– Хорошо, я слушаю, – кивнула Демон Дуата.

– Сделай ее женой Хеопса, – выпалила танцовщица.

Демон Дуата расхохоталась.

– Ишь чего захотела, – сквозь смех проговорила богиня. – Нет, моя милая плясунья, но этого желания я выполнить не могу. Лучше не трать время.

– Но почему? – вскипела Анукет. Вся ее робость исчезла. Она встала на ноги. – Я принесла тебе жертву. – Танцовщица подтолкнула к ногам демона свой мешок.

– Ну-ка, покажи, – заинтересовалась богиня.

Танцовщица взмахом ножа распорола мешок, и на песке оказался труп старого сморщенного старика, в его груди алела еще свежая рана.

– Я сама его убила, – с гордостью проговорила Анукет. – Я это сделала ради тебя.

Демон Дуата еще громче рассмеялась.

– Ну и глупа же ты, плясунья, давно я так не веселилась. Представляю, как ты волокла его по жаре и пыли, рискуя каждый миг самой стать такой, как он. Вот была бы потеха, я получила бы два труппа. Но тебя бы я, пожалуй, взяла.

– Тебе не нравится мой дар?

– Нет. Жители Дуата – не преступники. Мы берем в свой мир грешников, чтобы терзать их там. Я – палач, но не убийца. Мои жертвы – люди, совершившие серьезные преступления, которые только длительными неимоверными страданиями могут быть искуплены. А ты принесла мне старого праведника, чьи годы, к тому же, еще не подошли к концу. Ему, несмотря на возраст, впереди уготована долгая жизнь. Я была о тебе лучшего мнения, Анукет. Уходи, я больше не желаю тебя знать.

Анукет вновь упала на колени.

– Смилуйся! – закричала она. – Ты сказала, что от меня не отказалась бы, если бы я умерла. Тогда забери меня. Убей и делай после, что хочешь. Пытай, казни, разорви мою душу и плоть, я приму это, как милость, только дай моей дочери то, на что она имеет законное право. Она знатна, красива, умна. Она создана быть женой Хеопса, а не эта безродная Хенутсен.

– Я уже сказал тебе, что этого выполнить не могу. Реджедет никогда не будет женой Хеопса, и ты оставь эти мысли. Иначе ты погубишь свою дочь.

Танцовщица упала на песок, в бессилии заливаясь слезами.

– Ты всегда помогала мне. Почему же, почему, ты теперь против меня?

– Я не против тебя, – строго проговорила Демон Дуата, – но спорить с Судьбой не может ни смертный, ни бог, запомни это, Анукет. А, чтобы ты поняла силу предначертанного, я возвращаю жизнь этому старику, и ты отнесешь его обратно туда, где ты убила его. Все. Теперь уходи.

Богиня исчезла. Анукет, наскоро вытерев слезы, кое – как завернула старика в разорванный мешок и, вновь взвалив свою ношу на плечи, вышла из пещеры. Танцовщица принесла его обратно на поле за городской стеной, его козы так и паслись там. Анукет прислонила старика к дереву. Он открыл глаза и с удивлением посмотрел на танцовщицу. Потом низко поклонился ей.

– Тебе что-то нужно, госпожа? – спросил он.

– Уже ничего, – усмехнулась Анукет.

Старик достал свирель и заиграл веселую мелодию, радуясь пробуждающемуся солнцу и чистому небу, и тому, что пока он спал, ни одна из коз не пропала.

Придя в свои покои, старая танцовщица, несмотря на сильнейшую усталость, не легла отдыхать. Она беспокойно ходила из угла в угол, обдумывая какой-то очередной план. Внезапно улыбка скользнула по ее высокомерному лицу. Она достала небольшой ларец и вытащила оттуда пестрые глиняные бусы. Видимо, они пролежали там давно, потому что потускнели. Однако женщина смочила платок каким-то раствором, заботливо протерла каждую бусинку, отчего украшение заблестело так, словно было только что изготовлено. Взяв этот бесхитростный убор, женщина вышла из комнаты. Она направилась в сад, где в одной из беседок нашла мечтающую Реджедет.

– Реджедет, – печально проговорила Анукет, входя к дочери, – мне надо с тобой поговорить.

– Я тебя слушаю, мама, – насторожилась молодая танцовщица.

– Скажи, ты все еще любишь Хемиуниса? – заботливо спросила Анукет.

– Конечно! – воскликнула Реджедет. – Хемиунис – это моя жизнь! Я предпочту умереть, чем расстаться с ним. Но почему ты об этом спрашиваешь? Ты собралась опять говорить со мной о Хеопсе.

– Нет, – покачала головой Анукет. – Я много думала о тебе и Хемиунисе и пришла к выводу, что юноша не так плох. Он умен, трудолюбив, Аменемхат хорошо отзывается о нем. Я думаю, Хемиунис со временем займет высокое положение при дворе.

– О, мама, – с благодарностью воскликнула Реджедет, глаза девушки сияли, – ты поняла, что Хемиунис замечательный! Его невозможно не полюбить. Я рада, что тебе он тоже понравился. А чем больше ты будешь узнавать его, тем больше ты его оценишь.

– Конечно, конечно, доченька, – быстро проговорила Анукет. – Я постараюсь в самое ближайшее время поближе познакомиться с твоим избранником… А скажи, ты все еще хочешь танцевать?

– Да, мама. После Хемиуниса, я люблю танцы.

– Что ж, и в этом я препятствовать тебе не буду, – вздохнула Анукет. – Я обучила тебя великому искусству танца, у тебя будет дочь, и ты научишь ее, она – свою. И так мое знание, мое мастерство не пропадет в веках. Я разрешаю танцевать тебе. И в ближайший же праздник покажи все, что ты умеешь.

– Мамочка! – взвизгнула предельно счастливая Реджедет, порывисто обнимая мать.

Слезинки блеснули на глазах старой танцовщицы, но она быстро взяла себя в руки.

– Это еще не все, – она достала из маленького мешочка, который во время разговора прятала за спиной, те самые бусы. – Я начинала свою деятельность в этом ожерелье, и оно принесло мне счастье, – сказала Анукет. – Я хочу, чтобы теперь оно стало твоим талисманом. Носи его, моя девочка, – Анукет одела его на девушку.

– О, мама, прости за все грубости и дерзости, что я говорила тебе! – прошептала растроганная Реджедет. Она почтительно поцеловала руку матери.

– Ладно, ладно, моя красавица, – пробормотала Анукет, – лишь бы ты была счастлива.

Танцовщица повернулась и, скрывая набежавшие слезы, поспешила выйти из беседки.

Она шла, погруженная в свои мысли, и даже не заметила, как вновь оказалась во дворце. Все еще находясь в раздумьях, Анукет нечаянно наткнулась на Хеопса.