Николай Волынский - Год беспощадного солнца

– Зачем? – подозрительно спросил Мышкин.

– Нас прислали за вами.

– Кто? – он приготовился отступить еще на ступеньку.

– Хороший человек, – продолжал улыбаться охранник, но с легким напряжением.

– Я такую фамилию слышу впервые.

Парни переглянулись. Потом Виталик снова улыбнулся и сказал:

– Мы не можем назвать фамилию, – и добавил вполголоса, тоном сообщника: – Понимаете? Вы все хорошо понимаете. Служба!

– Я вообще-то плохо понимаю, извините, – с виноватой улыбкой ответил Мышкин. – С детства такой тупой. Мне по два раза объяснять надо. Так кто вас прислал?

– Очень серьезные люди, – без улыбки сказал Виталик.

– У нас серьезных – полгорода, – резонно отметил Мышкин. – Я спешу. Извините. Пропустите меня – отгоните машину.

– Мы вас потом отвезем, куда скажете, – пообещал Виталик, сверля Мышкина взглядом, и он понял настоящий смысл: «Никуда не денешься. Будет хуже!»

Он улыбнулся и кивнул.

– Ладно. Хорошо, – сделал шаг вверх, но вдруг хлопнул себя по лбу: – А чтоб тебя, холера! Совсем память потерял, – он смущенно пожал плечами. – Оставил кейс на столе. Вы, пожалуйста, не уезжайте. Я буквально через секунду.

В два шага он оказался около бармена.

– Черный ход? – шепотом спросил он. – Быстро!

Бармен понимающе кивнул и указал на дверь в стороне.

– Открыто?

Бармен снова кивнул.

– Запри за мной.

Бармен кивнул и подмигнул Мышкину.

Ему пришлось протискиваться между штабелями ящиков с бутылками, сделать несколько поворотов. За одним наткнулся на тетку со шваброй.

– Кто таков? Что надо? – грозно спросила уборщица, поднимая швабру.

– Полиция нравов! – крикнул Мышкин. – Где выход?

Он стоял перед площадью Балтийского вокзала и не мог решить, куда бежать – к метро или к трамваю. А куда потом ехать? Да все равно. Только подальше.

Он сделал шаг и тут же увидел их.

С набережной Обводного канала из второго ряда рванулся вправо черный лакированный брабус и прямо перед носом заверещавшего трамвая вылетел на площадь. По дороге она зацепил корзинку на колесах, которую тащил небритый костлявый старик, из нее посыпались хлеб, несколько сосисок, яйца в прозрачном полиэтиленовом мешке, тут же превратившиеся в желтое месиво. Мышкину было не до пенсионера с сосисками. Он с удивительно легким спокойствием смотрел, как тяжелый немецкий джип летел прямо на него. И когда брабус оказался так близко, что Мышкин даже рассмотрел царапину под правой фарой, он резко отпрыгнул в сторону. Завизжали тормоза, джип дал влево, повернулся на базальте площади вокруг своей оси и снова двинулся на Мышкина.

Мышкин опять точно отскочил, но теперь оказался на цветочной клумбе, только что политой, и, увязая в рыхлой земле, перебрался на противоположную сторону. Как раз из метро повалил народ с очередного поезда. Он подумал немного и ринулся к толпе.

Эти несколько секунд оказались роковыми. Джип успел вывернуть и загородил ему дорогу. Из машины выскочил водитель в зеркальных очках и молча, улыбаясь, двинулся к Мышкину. В руках он держал наизготовку тяжелую полированную бейсбольную биту. «Да, – успел подумать Дмитрий Евграфович. – Вот такая она, смерть, – всегда молчит и неотвратима… Но где второй?»

Лишь когда водитель приблизился почти вплотную и занес биту над головой, Мышкин увидел в зеркальных очках, что второй – сзади и тоже с битой. Он развернул ее в сторону и обрушил на голову Мышкина боковой удар. В тот момент, когда щеки Мышкина коснулась струя воздуха, которую гнала перед собой бита, он резко присел.

Хрястнуло, будто переломился ствол дерева. Бита, свистнув над головой Мышкина, обрушилась на левый висок водителя и враз снесла ему череп до нижней челюсти. Из разорванных шейных артерий ударили вверх два ярко-красных фонтана и сникли. Водитель без головы, но с нижней челюстью, поверх которой свисал фиолетовый язык, пошатался из стороны в сторону, выронил биту, подскочившую на базальте, и медленно свалился набок, заливая кровью площадь. Голова шлепнулась рядом, очки отлетели в сторону, и Мышкин увидел, что голова сонно хлопает веками, с удивлением глядя на него. Второй застыл и молча таращился на свою окровавленную биту.

Воздух дрогнул от криков в толпе. Мышкин побежал на крики, врезался в толпу и протолкался в вестибюль метро. Тут он остановился, задержал дыхание и невозмутимо, даже нехотя, лениво, извлек из кармана жетон, небрежно опустил в щель турникета и, едва удерживаясь от желания сбежать по ступеням, опустился на перрон. Тут же перед ним раскрылись двери подошедшего поезда.

Отдышавшись, он попытался сообразить, куда идет поезд. Оказалось, в сторону Финляндского вокзала.

Через две остановки у него зазвенел мобильник. Лицо Большой Берты обозначилось на дисплее.

– Срочно? – отрывисто спросил Мышкин.

– Извините, Дмитрий Евграфович, еще раз хочу спросить: вы разрешаете все-таки, чтоб Валерий Васильевич вам позвонил?

– Какой еще Валерий Васильевич?

– Ту…

– А, вспомнил! Твой ухажер.

– Он не ухажер, а просто знакомый, – смутилась Клементьева.

Телефон Туманова оказался защищенным, и его номер мобильник Мышкина не определил.

– Мне очень хотелось бы с вами повидаться, – в меру доброжелательным тоном заговорил Туманов. – В ближайшее, наиболее удобное для вас время.

– Я не занимаюсь частной практикой, – с подчеркнутой неприветливостью сказал Мышкин.

– Это мне известно, Дмитрий Евграфович. Но вы ведь консультируете коллег, экспертов, разные организации, в том числе и неправительственные? – спросил Туманов.

– И что?

– Прошу вас проконсультировать меня по одному вопросу. Прошу вас, не спешите отказываться сразу! Я сознаю, что любой труд, должен быть оплачен. А консультация такого специалиста, как вы, безусловно, должна оплачиваться по высшим ставкам.

«Таких специалистов, как вы… – передразнил Мышкин. – На тщеславие бьет, но аккуратно».

– Вы патологоанатом? – спросил Дмитрий Евграфович.

– Нет.

– Врач?

– Нет.

– Значит, вы следователь прокуратуры?

– Я не следователь, хотя вполне мог бы им стать.

– «Мог» – в нашем деле не считается, – отрезал Мышкин. – Тогда зачем вам моя консультация? Что вы хотите от меня услышать? По какому вопросу?

– По вопросу… по вопросу больше морального свойства, нежели медицинского.

– Тогда вам нужен психиатр. Или священник.

– Нет, Дмитрий Евграфович, только вы сможете мне дать нужный совет. Позвольте я задам вам вопросы при встрече. Уверяю, в моем любопытстве нет ничего такого, что противоречило бы вашим моральным убеждениям.