Николай Волынский - Год беспощадного солнца

– И что, большое наследство? – поинтересовался Мышкин, но тут же добавил: – Извините. Не мое это дело.

– Какое там! – махнул рукой Брафман. – Двухкомнатная на Московском проспекте. Может, на сберкнижке есть немного. Было когда-то побольше, так Гайдар с Чубайсом обокрали Абу, как и нас всех… Он же всю жизнь проработал парикмахером в Доме офицеров на Литейном. А потом пенсию получил, как все, – на молоко кошке и то мало.

– Значит, получается, что Фира Абиноамовна не могла обратиться к нам с просьбой не производить вскрытие покойного отца?

– Что? – удивился Брафман. – Вскрытие? Какое ей дело до вскрытия? Она даже не знает, в какой больнице Штейн лечился, где умер и в какую урну его высыпали. И где та урна сейчас?

– А сам покойный? Мог он высказать такое желание? Например, из религиозных соображений?

– Чепуха! – заявил Брафман. – Аба – член партии с сорок второго года. Настоящий коммунист. Он и в синагоге ни разу не был за всю жизнь… Наверное.

– А из вашей организации… Кто-нибудь мог обратиться в больницу с таким запретом?

– Ерунда! Нам-то зачем? Вы покойников разрезаете для науки?

– Для науки.

– Вот и режьте себе дальше. Совершенно спокойно режьте, – разрешил Брафман. – Лично я про себя – не против, когда к вам попаду. Можете и меня разрезать, если поможет.

– Спасибо, Исус Соломонович, за вашу любезность и согласие. Для нас это большая ответственность. Постараемся работать еще лучше, – пообещал Мышкин и встал.

Они пожали друг другу руки, но Мышкин не уходил.

– Можно еще вопрос? Не по теме?

– Пожалуйста.

– Вот у вас организация… по национальному признаку… Зачем вам это понадобилось?

– Как зачем? – удивился Брафман. – Чтобы помогать друг другу, семьям, детям, внукам. Разве от этого жидомасонского государства что-нибудь дождешься? Оно только и способно, что преступления Гитлера своей стране приписывать! Про Катынь слышали?

– Да уж слышал.

– Вот-вот! Геббельс на том свете от радости «Семь-сорок» танцует! Сам президент России взял на себя расстрел поляков. И русский премьер-министр! А до них – и Горбачев, и Ельцин оговорили и оклеветали собственную страну! Вот скажите, почему, когда КГБ признался, что Рауль Валленберг [38] умер у них в тюрьме, на Лубянке… то хватило одного раза признать и за Валленберга извиниться. Сам Андропов [39] извинялся. Не знаете, почему один раз? Я скажу: потому что это была правда! Рауль Валленберг умер в тюрьме НКВД. Один раз умер и один раз извинились. А почему про Катынь столько лет каждый год признаются и прощения просят? Одного раза недостаточно? Правильно, недостаточно! А почему? Да потому что это неправда! Никто им не верит, что Сталин виноват и своих союзников будущих взял и расстрелял. Он же тогда решил создавать советскую польскую армию против Гитлера. Но для польской армии нужны-таки поляки. Зачем их расстреливать? Не смешите меня. А вот над Россией сейчас весь мир смеется! Все знают, что поляков немцы расстреляли! Ничего, – мрачно пообещал Брафман, – скоро мы узнаем, что и Освенцим Красная Армия устроила, и холокост Берия организовал…Так что вот так, молодой человек! Что можно простому советскому еврею ждать от такого государства? Вот и приходится нам объединяться. А вот когда эта власть рухнет, нам, евреям придется отвечать и за Чубайса, и за Абрамовича, и за Березовского. За всю воровскую банду. Они воровали, грабили, людей убивали, вывозили миллиарды по Женевам и Лондонам, а нам – отвечать. Как во все времена… может, кто-то и успеет убежать в Израиль или в ту же Германию – среди немцев евреям сейчас лучше всего. За деньгами не надо бегать. Деньгами за холокост немцы сами на квартиру приносят. Но уже такой старый или такой совсем русский, как я?.. Куда мне ехать! Не доеду.

Мышкина внезапно стало жаль этого колоритного старика. Он вздохнул и спросил:

– А если… если бы однополчанин Штейна или ваш, но другой национальности, казах, например, или русский, захотел к вам, вы его к себе приняли бы?

Тонкие губы Брафмана сложились в презрительно-брюзгливую усмешку.

– Вы читали табличку на двери? – властно спросил он.

– Конечно, – улыбнулся Мышкин. – У вас это взаимопомощь. А если бы появилась организация, такая же, ветеранская, но только для русских? В России для русских? – совсем весело спросил он.

– Ха! – фыркнул Брафман. – Зачем вы так спрашиваете? Вы сами знаете, как это называется. Национализм и шовинизм.

– Да-да, – торопливо согласился Мышкин. – В самом деле. Преступление.

– Хотя… хотя… – с неожиданным сочувствием добавил Брафман. – Вам, русским, тоже надо брать хорошие примеры. Хоть с нас. У вас нет такого национального единства.

– Вы абсолютно правы, Исус Соломонович, – грустно подтвердил Дмитрий Евграфович. – Нам все равно, кто какой национальности. Был бы человек хороший. Так нас с детства учат. В самом деле, не могу же я любить бандита и убийцу Ельцина только потому, что он русский. Оттого и страдаем. Грузин Сталин поднял Россию из дерьма на высоту, небывалую в истории человечества. А русский Горбачев ее развалил. Нынешние вообще превратили остаток России в концлагерь, где заключенными – нормальные законопослушные граждане, а надзирателями – воры и бандиты…Спасибо вам! За все.

Провожая Мышкина до выхода, охранник пожелал ему всего доброго и неожиданно добавил, улыбнувшись:

– Раскричался наш Зуся. Он вообще любит кричать – такой характер. Вы на него не обижайтесь. Вообще, он мужик хороший.

– Я заметил, – усмехнулся Мышкин. – Берегите его.

Спускаясь в ПАО, он еще на лестнице услышал, что в его кабинете надрывается телефон. Мышкин торопливо открыл дверь и бросился к столу.

– Вы где так много ходите и гуляете? – раздалось в трубке знакомое пронзительное кудахтанье.

– Это вы? – удивился Дмитрий Евграфович. – Зуся Соломонович?

– Я точно есть Зуся Соломонович! А вот вы, доктор, где гуляете?

– В настоящий момент я на службе.

– Это сейчас вы на службе. А раньше? Целый час вам звоню, а вас нет!

– Но… Исус Соломонович… Я ведь был у вас, потом добирался общественным транспортом… «И что я перед тобой оправдываюсь?»

– Целый час надо ехать?! – не отставал Брафман. – Целый час!

– Вы что-то хотели спросить? – осведомился Мышкин.

– Еще как хочу спросить!

– Пожалуйста.

– Так вот, молодой человек. Я хочу узнать, знаете вы или не знаете: а что – Бог есть?

– Бог?… – удивился Мышкин. – Бог и религия не по моей специальности. Я занимаюсь наукой.

– Вы так думаете? Бог для вашей специальности не годится? А для других годится?

– Не знаю. Отчего такие интересные вопросы?

– Оттого, что сейчас узнаете! – с угрозой пообещал Брафман. – Вы за Штейна спрашивали и за его дочку, бандершу из Хайфы. Так?