Валерий Прохватилов - Снайпер должен стрелять

— А вы были ее любовником?

— Я? Это предположение совершенно невероятно.

— А вот посмотрите, что еще изготовило наше фотоателье. — Доулинг веером выложил перед Чиверсом пачку цветных фотографий. На каждой из них он и Валерия были сфотографированы в совершенно недвусмысленных позах.

Чиверса по непонятной, казалось бы, причине они развеселили.

— Сделано мастерски, — усмехнулся он, — даже не знаю, смогут ли эксперты различить подделку.

— Нет, не смогут.

— И вы собираетесь меня шантажировать этой фальшивкой?

— Мы, господин Чиверс, живем в мире фальшивок. Почему, к примеру, вы можете явиться к моему помощнику с фальшивыми документами, а он не может явиться с этими фотографиями к вашему отцу?

— Не думаю, что вы так мелко плаваете. Потом, уверяю вас, отец давно успокоился. Он прагматик старой школы. Едва ли эти фотографии произведут на него впечатление.

— Вы правы, Дик, мы их и не собираемся предъявлять. Это материалы из архива. Одна из заготовок, которая была сделана для того, чтобы убедить Уильяма Чиверса в распутности его жены. Он легко принял предложенную ему версию. Снимки, которые я вам предъявил, не понадобились. И это почти всех устроило. Решение о том, как закрыть дело, принималось на очень высоком уровне. Определенные финансовые круги очень не хотели, чтобы значительная часть наследства Чиверсов перешла к Валерии. Но эти же круги выразили желание узнать правду о том, что же произошло.

— Зачем вы все это мне рассказываете? — спросил Чиверс.

— Сейчас скажу. Доследование, которого потребовали люди, могущие себе это позволить, дало неожиданные результаты. Убийство оказалось заказным. А заказчиком были вы.

Поворот был опять неожиданным. Дело Пауля Кирхгофа и всего связанного с ним Дик считал закрытым. Не случайно же его дед, Редж Уоллес, приказал ему два года не появляться в Бостоне, и он верил в могущество Старого Спрута. Стало быть, Доулинг всего лишь опять шантажирует его. Редж не допустит, чтобы дело Кирхгофа всплыло на поверхность. Мысль эта придала Чиверсу силы.

— Это такая же фальшивка, как фотографии, — заявил он. — И довольно навешивать на меня все новые дела. Я и так в ваших руках.

— Это верно, но мне нужна гарантия, что я не увижу вас в пределах моих владений. — Доулинг усмехнулся собственной фразе. — А гарантию я эту вижу в одном. Я думаю, будет справедливо, если осиное гнездо, к которому вы имеете честь принадлежать, будет ликвидировано вашими руками.

— Вы, однако, романтик, сэр.

— Не буду возражать, хотя мне приходится заниматься отнюдь не романтическими делами. Одно из самых грязных дел в моей практике получило название «Тройной трамплин». И в этом деле вы не просто увязли по уши. Если те, кто до сих пор ставил на вас… Одним словом, они поймут, что ставили не на ту лошадку.

— Никто не поверит ни одному вашему слову.

— Ему уже поверили. Делу могут дать ход, если на высоком уровне сочтут, что вы человек, не достойный получить наследство. А именно ради него вы и пошли на преступление.

— Все это ложь! — закричал Дик.

— Я дам вам возможность ознакомиться с делом, — спокойно продолжал Доулинг, и рука его опустилась на три переплетенных тома, лежащие справа от него. — После этого мы подпишем с вами контракт, по которому вы обязуетесь завершить «Дело Хестера», а я выведу вас из-под удара милой вашему сердцу разведки. Иными словами, ликвидирую проблему Барри.

Кадзимо Митаси, раз за разом оценивая сложившуюся ситуацию, не находил удовлетворительного решения. Сомнения стали одолевать его с тех пор, как следователям удалось добраться до Пауля Кирхгофа. Казалось, с Чарлзом Маккью игру он провел безупречно: алиби Пауля доказательно опровергнуть не удалось, а если бы и удалось — диагноз защищал его слишком надежно. Стеллу тоже удалось убрать вовремя. Просчет, однако, был очевиден: Пауля нельзя было отдавать в руки ФБР. А произошло это, следовало признать, по вине не кого-нибудь, а самого доктора Митаси, поддавшегося на уговоры этого недоумка Чиверса-младшего.

Решалась проблема проще простого, стоило лишь Кирхгофу свернуть себе шею, уходя из шале по распадку. Так и планировалось, но Кадзимо дал себя уговорить. И если честно, не очень-то противился уговорам. Как же, первенец, крыса номер один, чуть ли не чемпион мира…

А соглашаться с Диком было нельзя. И хоть Кадзимо Митаси во многом от него зависел, до этого момента, похоже, ни одной ошибки в отношениях с ним не допустил. Каким образом он узнал о его экспериментах, так и осталось тайной. Но и тому и другому перспектива представлялась блестящей, что и позволило им в свое время найти общий язык. Капитал соединился с наукой, скромная лаборатория при клинике превратилась в мощный научный центр, закопавшийся в землю не хуже любого из секретных объектов по производству новейших видов вооружений. Собственно, именно таковым он в перспективе и должен был стать. Следовало лишь завершить ряд работ, чтобы предстать перед соответствующими ведомствами в полном блеске. Повторный прыжок Пауля Кирхгофа наряду со «штангистом» и другими «крысами» и должен был обеспечить этот блеск.

Митаси мучился еще и потому, что операция с тройным трамплином оказалась разработанной не столь блестяще, как планировалось. Окажись на месте Валерии Бренна кто-то другой, не связанный с финансовым магнатом, дело могло кончиться крахом. Мудрым речам фэбээровца о сохранении престижа клиники Кадзимо Митаси не поверил с самого начала, зная, что заботит его другое, что не придавать дело огласке для Маккью не менее важно, чем для него, Митаси. Это позволило Кадзимо вести себя уверенно. И лучшее, что он сделал, — предоставил Маккью свободу действий, обернувшуюся, как и было предсказано, пустой тратой времени.

И все же червь сомнения продолжал подтачивать уверенность Митаси. Не Дику же было объяснять, что дистанционно управляемый робот — прошедший день, корни его уходили в фантастическое прошлое, а не в реальное будущее. Да, можно готовить команду, способную в два, четыре раза быстрее и надежнее выполнять специальные и в определенном смысле уникальные задания. Но каждый робот дистанционного управления — это улика. Опасность обнаружения вживленных в мозг электродов всегда как дамоклов меч будет висеть над судьбой конструктора, изготовителя этого самого биоробота. «Крыса», любая из них к сожалению, обладает одним скверным свойством — имеет облик человека. Кому докажешь, что это уже не человек, а функция, что исходным материалом для нее был недочеловек, нечто поднятое со дна жизни, откуда возвращения в человеческое общество все равно нет, и что говорить здесь о конституционно защищенных правах — бессмыслица.