Ольга Володарская - Обет без молчания

Принесли воды, Хан залпом ее выпил. Лучше не стало, но хотя бы сухость во рту прошла.

Этот кошмар будил Кирилла уже несколько раз с тех пор, как он вернулся из последней поездки в Германию. Но началось это не сразу… А дня через два. После странного (и немного страшного) случая с сестрой. Она позвонила, попросила приехать. Поздний вечер, тащиться к Лене не хотелось, но у нее был такой взволнованный голос, что Кирилл не смог проигнорировать просьбу.

Сестра встречала его на пороге. Когда Хан вошел, она схватила за руку и повела в комнату.

— Последние дни мне мерещится мать, — выдала она, закрыв дверь, на которой появился еще один запор. — Она стоит у окна.

— Сейчас? — Он посмотрел туда, где Лене виделась Елизавета.

Естественно, у окна никого не было.

— Нет. Под утро, когда светает.

— Может, это тень падает? Или свет как-то особенно преломляется?

— Очень на это надеюсь, потому что в призраков я не верю, а в свое скорое помешательство — да. Не мог бы ты остаться со мной на ночь?

— Да, конечно. Стели на диване, и я буду ложиться — устал смертельно.

Она обрадовалась и принялась суетиться. Когда на диване появилось белье, Лена стала предлагать ужин или хотя бы чай, но Хан хотел одного — спать. Он завалился, отвернулся к стене и тут же отключился.

Пробудился Кир из-за того, что тело затекло. Он в одной позе продрых несколько часов, вот часть его и онемела. Хан перевернулся, приоткрыл глаза и чуть не вскрикнул: у окна стояла женщина, ссутулившись, опустив голову на грудь, повесив руки вдоль тела. Мать именно в такой позе обычно замирала у окна, и на ее лицо также спадали волосы.

Кириллу стало жутко. Он, как и Лена, не верил в призраков, но в отличие от нее и в свое скорое помешательство. Значит, он еще не проснулся…

— Я убила его, — едва слышно проговорила женщина. — Своего Алешеньку. Выбросила из окна. Он был таким плаксивым мальчиком, не давал мне покоя ни днем, ни ночью.

Хан слез с дивана и медленно двинулся к «призраку». Он узнал голос, хоть это было и трудно.

У окна стояла его сестра, Лена. Ее глаза были открыты, но пусты.

— Я с ума сходила от его крика, — продолжала она, не замечая брата. — Мама говорила, почти все младенцы такие, у них то запоры, то понос, то зубки режутся, то диатез. Она помогала мне, но потом заболела и слегла. А Алеша, взрослея, становился все крикливее, капризнее… Мне же хотелось немного покоя.

Кирилл осторожно взял Лену за руку, отвел на кровать, уложил. Она что-то еще бормотала, но уже неразборчиво, потом закрыла глаза и уснула. А Кир сидел рядом с ней, пока не наступило утро, и Лена не открыла глаза, чтобы осмысленно на него посмотреть.

— Ты видел ее? — спросила она и резко села.

Кир покачал головой.

— А я снова. Собиралась подойти, но тело меня не слушалось…

— Лена, ты лунатишь. — Он рассказал ей о том, что видел и слышал. — Твое сознание после этих приступов путается или раздваивается, не знаю. Надо со специалистом разговаривать.

— Но зачем я выдумала эту историю с убийством Алеши?

— Может, ты свои догадки озвучила. Или же мать, когда умирала, проговорилась об этом, а ты решила, что она бредит, и выбросила из головы, но информация всплыла в тот момент, когда ты себя не контролировала.

— Если так пойдет, я закончу, как мать, — всхлипнула она.

— И чтобы этого не случилось, мы тебя госпитализируем.

— Я не лягу в дурку!

— Другого выхода нет.

— Есть. Я обращусь к врачу, начну наблюдаться, и, если он будет настаивать на госпитализации, я без разговоров лягу в больницу.

— Мне страшно оставлять тебя без присмотра. Ты бы видела себя со стороны! Ты, совершенно не похожая на Елизавету женщина, стоя у окна, превратилась в нее. У тебя изменилась осанка и даже голос. Я едва его узнал. Лена, тебе нужен пригляд! Если в больницу не хочешь, давай отправим тебя в какой-нибудь профильный санаторий.

— Это очень дорого, — покачала головой она.

— Я найду деньги. А ты пока запишись на прием к специалисту.

Следующую ночь Хан ночевал там же. Лена его не беспокоила: крепко спала, даже не бормоча. За ней это водилось — с детства во сне разговаривала, а теперь и ходить начала. Но Кир все равно не считал ее ненормальной. Довела себя Ленка до этого эмоционального раздрая! Но и не скажешь, что сама виновата. Во чем-то, но не во всем. Она за матерью ухаживала (он только помогал), видела больше остальных, особенно старшей сестры, и жила до сих пор в квартире, где так много нехорошего произошло. Переехать бы ей! В другой конец города, а лучше страны. Ленка ни разу не была на море. Нужно отправить ее в приморский санаторий, и если ей понравится в Евпатории или Туапсе, купить там квартирку. Если старшая сестра откажется от доли, то можно продать эту комнату, а на вырученные деньги приобрести жилье на Черноморском побережье. Хан не ориентировался в ценах, но предполагал, что оно там не такое дорогое, как в Москве, и двадцать четыре квадрата в центре столицы стоят дороже, чем пятьдесят на море.

С этими мыслями он уснул и тогда-то впервые увидел ТОТ САМЫЙ кошмар. Проснулся от собственного крика.

— Что? Я опять? — донесся с соседней кровати заспанный, но очень встревоженный голос сестры. — Хожу, да?

— Нет, это мне кошмар приснился. А ты сегодня молодцом.

— Выпила успокоительное.

— У тебя не осталось? Я бы принял. Сердце из груди выпрыгивает.

— Да, конечно, сейчас дам. — Лена встала, прошла к шкафчику.

Сейчас в ней не было ничего от «призрака» матери: она не сутулилась, не свешивала голову на грудь. Младшенькая вообще была очень грациозной, ладной и на лицо симпатичной. Пожалуй, она удалась лучше остальных, как будто ее на самом деле зачали на облаке.

Сестра накапала чего-то, поднесла в стопке. Он ее опрокинул, лег.

— Что я сейчас выпил? — спросил Хан.

— Смесь травяных настоек. Я мешаю пустрыник, валерианку, пион, корвалол. Колдую, в общем. Но тебе можно обычные капли взять в аптеке, а то от этих в сон клонит. — Она присела рядом. — А что за кошмар тебе снился?

— Покойник, которого я видел недавно. И он как будто оживал.

— Мне часто снится оживающая мать. Я видела, как она умирает, а тут как будто события прокручиваются в обратной перемотке.

— Но я не видел, как тот человек отходил, — сказал он, но тут же самого себя поймал на вранье. Как раз это он и видел! В глазах Фредди еще была жизнь, когда он нашел его на диване перед камином.

Или нет?

Теперь уже не поймешь, что реально, а что сон! В чем себя убедил Хан?

Старик Хайнц смотрел в пустоту или на Кира? Глаза отражали какую-то мысль или искры? Он слышал только треск поленьев или хриплое дыхание Фредди?

— Я должна тебе кое в чем сознаться, — донесся до него голос сестры.