Тони Кокс - Миссис Оруэлл

Варбург. Не ожидал застать тебя в таком расположении духа.

Оруэлл. Это почему?

Варбург. Ну, Морланду ты определённо нравишься.

Оруэлл. И что, он собирается меня печатать?

Варбург. Пока нет.

Оруэлл. Ты же не хуже меня знаешь, что писатель не вечен даже при крепком здоровье. Ну на что его хватит: три-четыре книжки. Но рано или поздно он исписывается. И вот ещё что.

Варбург. Что?

Оруэлл. Мысль о сидячем образе жизни сводит меня с ума. Я люблю колоть дрова и заниматься хозяйством. Последний раз на острове попытался выполоть сорняк. Тут же температура подскочила.

Варбург. Знаешь, Джордж, что тебе нужно?

Оруэлл. Что?

Варбург. Любовь настоящей женщины.

Оруэлл. Есть кто на примете?

Варбург. По-моему, ты к Соне неравнодушен.

Оруэлл. А кому она не нравится? Парни заходят в «Хорайзн», чтобы поглазеть на неё.

Варбург. Она просто красотка.

Оруэлл. Это уж точно.

Варбург. И редактор приличный.

Оруэлл. Это верно.

Варбург. Могла бы вести твои литературные дела.

Оруэлл. А что я могу предложить ей?

Варбург. Скоро ты будешь очень богатым, сам знаешь.

Оруэлл. Соню деньги не интересуют. А мужчины, они все у её ног.

Варбург. За исключением Морѝса Понти!

Оруэлл. Вот как? А ты откуда знаешь?

Варбург. Земля слухами полнится. В общем, я думаю так: если этот французишка бросил её, то самое время брать быка за рога.

Оруэлл. Ты так думаешь?

Варбург. Да. Время работает против неё.

Оруэлл. И против меня тоже. Сорок четыре.

Варбург. Что?

Оруэлл. Сорок четыре года. Чехов умер в этом возрасте. Так же, как Стивенсон и Лоуренс.

Варбург. А тебе сколько?

Оруэлл. Сорок шесть.

Варбург. Хороший возраст. А какими гигантскими шагами мы движемся вперёд. Тебе ещё жить и жить, если будешь беречь себя. А лучше, если кто-нибудь будет ухаживать за тобой.

За окном немного темнеет. Слышны звуки пишущей машинки, шум транспорта, голоса продавцов газет. Оруэлл сидит в кресле рядом с Соней, на ней тёмная юбка и кофточка, на нём мешковатый кардиган и шлёпанцы. Соня подаёт ему письмо.

Соня. «Харкорт Прайс» хочет издать сборник твоих очерков. Что скажешь?

Оруэлл. Нет, перепечатывать «Как умирают бедняки» я не дам. «Мой книжный магазин» и «Болтунов» тоже. Всё это было написано, когда мы с Эйлин голодали. За каждый очерк десять фунтов получил.

Соня. Поступило одно странное предложение от одной русской эмигрантской группы. Обещают распространять твой роман «1984» в России, если за перевод много не попросишь.

Оруэлл читает письмо.

Оруэлл. А ты клёцки делать умеешь?

Соня. Никогда не пробовала.

Оруэлл. А научиться сможешь?

Соня. Наверное, смогу. Если попробую.

Оруэлл. А ты захотела бы попробовать?

Соня. Да, да, Джордж.

Оруэлл. Тогда дело решённое.

Соня. Какое дело?

Оруэлл. Наша свадьба, разумеется.

Соня. Ты делаешь мне предложение?

Оруэлл. Да, делаю.

Соня. Но ведь я тебя не люблю, ты же знаешь.

Оруэлл. Конечно, знаю.

Соня. И почему делаешь?

Оруэлл. Потому что буду поправляться, а значит, работать над романом.

Соня. И поэтому делаешь предложение?

Оруэлл. В моей жизни только работа и забота о Ричарде. Ведь его надо поставить на ноги. Я понимаю, с моей стороны почти безумно делать такое предложение, и я не обижусь, если ты просто скажешь «нет». Всё-таки разница в пятнадцать…

Соня. Шестнадцать.

Оруэлл. Да, шестнадцать, но мне так нужен близкий человек, который разделит мою жизнь и работу.

Оруэлл неуклюже бродит по палате, задевая и опрокидывая то одну вещь, то другую.

Ты меня не любишь, да и с чего бы? Ты молодая и красивая девушка, и у тебя есть любимый человек, и он сможет обеспечить тебе достойную жизнь. Я имею в виду этого парня-француза, философа.

Соня. Его зовут Морис.

Оруэлл. Да-да, Морис. Куда мне до него. Он молод, хорош собой, у вас могут быть дети. С другой стороны, если бы ты от кого-то родила, я бы не возражал.

Соня. Вот как?

Оруэлл. Я не ревнив. А твоё дело молодое. А если не найдёшь никого, так это, может, и к лучшему. Просто я хочу узнать: хочешь ли ты быть вдовой богатого литератора? Гонорары посыплются со всех сторон, а неопубликованное сможешь отдать издателям. Правда, сколько я ещё протяну — одному богу известно. Меня хоронили столько раз, а я вот он, живой. Десять лет. Это самое большее, что мне нужно, чтоб закончить три книги. Ах, Соня, ты моя единственная надежда. (Оруэлл падает перед ней на колени, та ерошит ему волосы, потом поворачивается к окну).

Соня. Так на самом деле тебе нужна любовница, домохозяйка, медсестра, литературный агент и мать для Ричарда?

Оруэлл. Да.

Соня. Тяжёлое бремя. Не для меня. Найдёшь кого-нибудь, в литературных кругах столько девушек.

Оруэлл. Да, и одна из них наследует солидный доход.

Соня. Соблазняешь меня, да?

Оруэлл. Да.

Соня. Не очень получается.

Оруэлл. Какой из меня соблазнитель?

Соня. Да ну?

Оруэлл. Но ведь женщины мужчин не очень-то жалуют, да?

Соня. Что за чепуху ты несёшь?

Оруэлл. Моя мать так считала.

Соня. Но почему? Что именно она говорила про мужчин?

Оруэлл. Она считала мужчину большим вонючим животным, желающим охмурить женщину.

Соня. Чтобы овладеть ею!

Оруэлл. Ну да.

Соня. Не права она, вот что я скажу.

Оруэлл. Да о чём мы спорим? Ну чем плохи мгновения животной страсти, а потом месяцы целомудрия и воздержания?

Соня. И это ты считаешь удачным браком, да?

Оруэлл. Ну, в известной мере. Из-за этой болезни я стал почти импотентом и, думаю, тебе это не претит. Соня, на самом деле мне нужна жена.

Входит Медсестра с подносом в руках.

Медсестра. Ой, у мистера Оруэлла вид совсем никудышный. Это что, миссис Броунелл отняла у вас силы?

Соня. Ну, уж никак не я, поверьте. И ему это известно.

За окном слышны голоса простонародья и кондукторов. Оруэлл сидит на кровати, а двадцатисемилетний Люсьен Фрейд рисует его портрет. У него чувственный рот, тёмные кудрявые волосы, взгляд бегающий. Характер у него нервный и энергичный. Откладывает рисунок и дотрагивается до шеи Оруэлла.