Жорди Гальсеран - Метод Грёнхольма [=Собеседование]

Фернандо: Прости, что перебиваю тебя. Есть один технический момент, который я не понимаю. Если мы единственные на борту самолета, то мне бы хотелось узнать, кто же тогда его ведет. Я полагаю, что это был клоун, поэтому сейчас мы упадем.

Мерседес (ей это остроумным не показалось) : Ха-ха!

Энрике: Мы должны обсудить, кто заслуживает того, чтобы выжить, кто важнее для мира.

Карлос: Тогда мне как тореро ничего не светит.

Фернандо: Не хочу мешать вашему занятию, но давайте подумаем минутку. Мы претендуем на высокопоставленную должность в одной из лучших фирм мира. Посмотрите на себя, пожалуйста.

Энрике: Что такое?

Фернандо: Нет, ничего. Видно, со мной что-то не так. Давайте продолжим.

Карлос: Что нам делать? Сначала выскажется каждый, а мы потом обсудим?

Энрике: Да, наверное.

Мерседес: Разрешите перед тем, как начнем, предложить кое-что? Среди нас есть епископ. Божий человек. Человек, который верит в загробную жизнь и который, кроме того, ценит милосердие и думает лишь о том, как творить добро. Я предлагаю, чтобы он, по доброй воле, пожертвовал собою ради других и отказался от парашюта. Мне кажется, это было бы очень по-христиански.

Фернандо: С чего ты это взяла? Я не собираюсь жертвовать собой даже ради Господа Бога.

Мерседес: Это была шутка.

Фернандо: Шутка… А, ну да, ты же клоун.

Энрике: Кто начнет?

Карлос: Пусть жребий решит.

Мерседес: Если хотите, то начну я.

Энрике: Давай.

Мерседес: Я не хочу недооценить никого из вас. Политик работает на благо народа, епископ заботится о духовности людей, тореро… Ну, тореро…

Карлос: Я человек искусства, артист.

Мерседес: Ладно, всё равно. Очевидно, что я, клоун, выполняю одну из самых благородных и полезных функций в обществе. Я занимаюсь тем, что вызываю смех.

Фернандо: Если так, то политик тогда тоже…

Мерседес: Подумайте о том, что когда я вызываю улыбку у ребенка, он испытывает мгновение счастья, которое лишь я могу ему дать. Есть что-нибудь важнее улыбки ребенка?

Фернандо: Как трогательно.

Энрике: Я тебе не говорю «нет». Я не говорю, что это не важно, но прежде чем думать об улыбке, мы должны позаботиться о благополучии этого ребенка, чтобы у него были хорошие школы, где бы он мог учиться, хорошие больницы на тот случай, если он заболеет. Мы должны позаботиться о том, чтобы у него было будущее. Дети должны улыбаться, это точно, но чтобы они могли делать это, они должны жить в обществе, которое защищало бы их, которое заботилось бы об их безопасности и безопасности их родителей.

Фернандо: Не распространяйся так, самолет ведь падает.

Энрике: Я знаю, что в наши дни авторитет политиков очень низок, но без нас, без меня, клоун не мог бы смешить детей, тореро не мог бы выступать в корриде, а епископ… У епископа бы тоже не было клиентов, потому что люди заботятся о спасении своих душ лишь тогда, когда они сыты. Учитывая всё это, я считаю, что именно я, политик, должен спастись.

Карлос: Теперь я? Ну… я… я тореро. Вы можете подумать, какая разница, одним тореро больше, одним тореро меньше в этом мире. Но это не так. Совсем не так. Вы сильно заблуждаетесь. Тореро… У тореро… Каждый вечер на кону моя жизнь. Вы никогда не стояли перед быком. Вы не знаете, что это такое. А я знаю. У нас, у тореро… Когда тореро на арене, молится его мать, молится его жена, молятся его дети… За кого они молятся? За тореро. Вспомните те строчки Гарсиа Лорки… Те стихи, в которых говорится…(Меняя тему) Простите, но моего персонажа защитить невозможно. Со мной ничего не случится. И так как я тот, кто я есть, единственное, что я могу сделать, так это оставаться типичным тореро. Иными словами, берите парашют, я же смерти не боюсь.

Фернандо: Браво!

Энрике: Давай, теперь твоя очередь.

Фернандо: Да, теперь моя.

Фернандо прохаживается, готовя свою речь.

Фернандо: Братья… Мы собрались здесь… То, что я хочу сказать вам, так это то, что я бы никогда не подумал, когда я шел сюда, преисполненный надежд, так сказать, получить хорошую должность в такой фирме, как Декия, что всё закончится тем, что я окажусь епископом на борту самолета, объятого пламенем. Но таково провидение и замысел Господа таков, что…

У Мерседес звонит мобильный.

Мерседес: Простите, дело в том, что я ждала…

Фернандо: Не волнуйся, не волнуйся.

Мерседес отвечает на звонок и отходит в угол зала.

Мерседес (по телефону) : Лаура? Да… Что?… Черт!

Фернандо: Я подожду, пока сеньора закончит, хорошо?

Мерседес (по телефону) : Когда? И как она себя чувствует? Что говорит врач?.. Да, естественно, я приду, но сейчас я как раз на совещании…

Мерседес повышает голос. Остальные не могут не услышать ее.

Ты говоришь, что ничего серьезного? Либо это серьезно, либо нет, Лаура, черт тебя побери… Для меня «серьезно» значит «серьезно». Мы ее уже тридцать три раза клали в больницу… Не говори мне этого. У тебя на это нет ни малейшего права. Я сделаю то, что должна сделать. Я всегда это делала… Ни ты, ни никто другой не имеет права учить меня, как…Ладно, хорошо… Да, да, я иду…Когда смогу. Давай, пока.

Мерседес заканчивает разговор и убирает телефон.

Карлос: Проблемы?

Мерседес: Нет, всё в порядке. Вам сказали, сколько всё это продлится?

Энрике: Нет.

Мерседес: Давайте продолжим.

Энрике: Давай, заканчивай.

Фернандо: Заканчиваю. Слушайте меня внимательно. По тому, как обстоят дела в этом самолете, нужно принимать радикальные решения. И теперь я, спокойно-спокойно, возьму парашют, надену его и выпрыгну из самолета, и если кто-нибудь из вас попытается помешать мне, единственное, чего он добьется, так это того, что выпрыгнет из самолета раньше меня. Естественно, без парашюта.

Энрике: Эй, тебе следует быть посерьезнее.

Фернандо: Я очень серьезен. Не пытайтесь противостоять воли церкви. У нас больше силы, чем кажется. Если вы меня не вынудите прибегнуть к насилию и останетесь в самолете, у вас еще будет хоть какая-то возможность спастись. Вы можете попытаться потушить огонь, и эта клоунесса снова сядет за штурвал. В любом случае, вы можете быть спокойны, как профессионал в этой области, я обещаю вам вечную жизнь. И это всё, мне кажется, больше не стоит ничего говорить. Я пошел. Пока.

Карлос: Но, постой…

Энрике: Это значит разрушить игру. Ты не можешь этого делать.