Роберт Шеррифф - Конец пути

Осборн: Это четверг?

Стэнхоуп: Да, а сегодня — вторник.

Осборн: Значит, скорее всего, на рассвете послезавтра. (Пауза) То есть как раз, пока мы здесь.

Стэнхоуп: Именно. Мы будем здесь и окажемся в первых рядах партера.

Осборн: Да уж. (В наступившей тишине Мейсон вносит чай) .

Мейсон: Может, хотите сардин, сэр? Вы ведь их любите.

Стэнхоуп: Я их терпеть не могу, Мейсон.

Мейсон: Понятно, сэр. (Уходит) .

Осборн: Что еще сказал полковник?

Стэнхоуп: Только то, что в случае наступления поддержки сзади у нас не будет. Нам нельзя отступать ни на шаг.

Осборн: Ясно.

Стэнхоуп: Нам надо как можно прочнее обнести себя проволокой. Сегодня днем я закреплю позиции за каждым взводом и отделением.

Осборн: Сказать по правде, я даже рад, что наступление наконец будет. Осточертело просто так ждать.

Стэнхоуп: Как ты думаешь, эта наша окопная жизнь обостряет восприятие?

Осборн: Наверное.

Стэнхоуп: В последнее время, на что бы я ни смотрел, я вижу все как бы насквозь. Вот, например, сейчас я вижу не просто тебя, я вижу форму, под формой — рубашку, под ней — майку, под майкой…

Осборн: Слушай, давай поговорим о чем-нибудь другом.

Стэнхоуп: (смеясь) Прости, это уже превратилось в привычку — смотреть насквозь до бесконечности, пока страшно не сделается. Тогда все — стоп!

Осборн: Наверное, здесь все действительно как-то острее чувствуется.

Стэнхоуп: Иногда мне кажется, что это со мной что-то неладное творится. У тебя бывает так, будто все вокруг куда-то удаляется от тебя, пока ты не остаешься один во всем мире, а потом и весь мир удаляется тоже, и ты один во вселенной, и пытаешься изо всех сил вернуться назад — и не можешь?

Осборн: Это всего лишь нервное перенапряжение.

Стэнхоуп: Как ты думаешь, я не совсем еще рехнулся?

Осборн: О Господи! Нет, конечно!

Стэнхоуп: (откидывает голову назад, смеясь) Дорогой мой, славный дядя! Да откуда тебе знать? Ты просто притворяешься, что знаешь, чтобы успокоить меня.

Осборн: Когда сходят с ума по-настоящему, об этом не говорят. С этим живут.

Стэнхоуп: Ну, тогда все в порядке! (Молчит недолго) . Просто сегодня утром, на передовой, когда солнце всходило, я снова почувствовал, как весь мир удаляется от меня. Кстати, а ты видел сегодня восход солнца? Правда, потрясающе?!

Осборн: Да.

Стэнхоуп: Я стоял и смотрел на немецкие окопы, а вокруг — ни души, ни звука. Казалось, можно было слышать, как муха пролетит. И в то же самое время я знал, что напротив в своих окопах сидят тысячи немцев и в руках у них тысячи начищенных и смазанных винтовок, а в патронных сумках лежат миллионы пуль…

Осборн: Никогда не думал раньше, что восход бывает такой разный: то зеленый, то розовый, то красный, то голубой, то серый. Поразительно!

Стэнхоуп: Да… Эй, Мейсон!

Мейсон: (из прохода) Да, сэр!

Стэнхоуп: Несите кружки и бутылку виски.

Мейсон: Слушаюсь, сэр!

Осборн: (улыбаясь) Не рано ли будет?

Стэнхоуп: Да глоток только. Уж больно здесь холодно.

Осборн: (листая журнал) Не думал, что ипподром все еще работает. Надо было выбраться туда в отпуске.

Стэнхоуп: Ты что, хочешь сказать, что в отпуске так и не сходил никуда поразвлечься?

Осборн: (смеется) Нет. Так все время и провозился в саду, выкладывая каменные горки. А по вечерам я просто сидел в доме, курил и читал. Жена вязала носки и иногда играла на пианино. Мы делали вид, что никакой войны вообще нет. А под конец двое моих пацанов заставили меня играть с ними на полу в оловянных солдатиков.

Стэнхоуп: Бедный дядя! От войны никуда не денешься.

Осборн: Хорошо бы научиться воевать так, как мои сынишки. Ты бы видел, как они заманивали моих солдатиков под диван и там расправлялись с ними.

Стэнхоуп: (смеясь и наливая себе виски) Будешь?

Осборн: Нет, не сейчас, спасибо.

Стэнхоуп: Ты ведь в одиннадцать идешь в караул?

Осборн: Да, я сменяю Троттера.

Стэнхоуп: Пусть тогда Рали выйдет в час и побудет с тобой некоторое время. Тогда до четырех он останется один, а в четыре его сменит Гибберт.

Осборн: Ладно.

Стэнхоуп: А что сейчас делает Рали?

Осборн: Дописывает письмо домой.

Стэнхоуп: Ты предупредил его?

Осборн: О чем?

Стэнхоуп: О цензуре.

Осборн: Это что, не шутка была?

Стэнхоуп: Я и сейчас не шучу.

Осборн: Ты не сделаешь этого.

Стэнхоуп: По инструкции я обязан читать все ваши письма. Черт побери, дядя! Ты только представь себя на моем месте — этот юнец пошлет отсюда письмо…

Осборн: Он ничего плохого о тебе не напишет.

Стэнхоуп: Откуда тебе знать? (Пауза) . Вчера ночью я слышал, как ты собирался в караул, и как только ты ушел, я поднялся с койки. Мне было очень плохо, и я совершенно забыл, что Рали был наверху с Троттером. Я вообще забыл о его существовании. И тут они с Троттером спускаются — ты бы видел, как Рали посмотрел на меня. После свежего воздуха здесь, должно быть, так и прет крысами и виски. Для такого мальчика, как Рали, нет ничего хуже вони. Он посмотрел на меня так, как будто я врезал ему промеж глаз, или как будто я плюнул ему в лицо…

Осборн: Тебе все это кажется.

Стэнхоуп: (смеется) Кажется? Хорошо бы.

Осборн: Но почему ты не можешь относиться к нему, как к любому другому новичку? (Входит Рали с письмом в руке. Останавливается, почувствовав, что Осборн и Стэнхоуп замолчали при его появлении) .

Рали: Прошу прощения…

Осборн: Все в порядке, Рали. Вы идете к солдатам проверять винтовки?

Рали: Да. (Пауза) А где надо оставлять письма?

Осборн: Да прямо на столе. (Рали начинает лизать языком конверт) .

Стэнхоуп: (тихо) Оставь письмо незапечатанным.

Рали: (удивленно) Незапечатанным?

Стэнхоуп: Да. Я обязан просматривать все письма.

Рали: Да, но… я ничего такого не писал… я не писал, где мы находимся…

Стэнхоуп: Есть инструкция, предписывающая мне читать все письма.

Рали: (волнуясь) Я… я… как-то не подумал. (Он явно смущен) . Тогда… тогда я лучше не буду отправлять его. (Расстегивает китель, чтобы спрятать письмо. Стэнхоуп встает и медленно идет к Рали) .