Джон Китс - Эндимион

"У моря, одинокий и несчастный,
Он проживёт, протянет срок ужасный —
Тысячелетье. С истеченьем срока
Скончается он так же одиноко.
Судьба не ждёт, судьба гнетёт и нудит.
Вода убудет, и вода прибудет,
И не умрёт он, пусть, не без кручины
Постигнув волхвования глубины,
Иль, отыскав слова для выраженья
Любого звука, формы и движенья,
Когда все вещества и состоянья
Поймет он до конца, до основанья, —
Он не умрёт. Он в счастье и в несчастье
Смиренно должен пребывать во власти
Благочестивости. И всем влюблённым,
Погибшим в океане разъярённом,
Дарует он гробницы постоянство.
Проникнет Время в мрачное пространство.
Труды созреют. Юноша чудесный
Придет, ведомый силою небесной,
И выслушает старца, и деянья
Он завершит иль смерть как наказанье
Познают оба вслед за неуспехом"». —

«Итак, — Эндимион сказал со смехом, —
Мы — братья-близнецы с судьбой единой.
Какой же подвиг я с отвагой львиной
Свершить обязан? Правда ль, если двину
Своим путём, когда тебя покину, —
Конец обоим?» — «Видишь над волнами, —
Ответствовал старик, — алеет пламя,
Которое играет и искрится?
То бедной Сциллы вечная гробница;
И там же схоронил я всех влюблённых,
На гибель ураганом обречённых,
Пока я сам — невольник». — И вперёд
Старик с Латмийцем двинулись. Под свод
Вошли высокий. — Ах, с годины славной,
Как море подчинил Нептун державный,
Таких чудес не знали во вселенной.
Вообразите: поле, Марс надменный,
Недвижный взгляд, спокойное дыханье,
Ни трепета в рядах, ни колыханья,
И воинов суровых легионы
Построены в железные колонны.
Представьте также: люди ряд за рядом,
Плечом к плечу легли на землю рядом. —
Так любящие вечно отдыхали
От радости земной и от печали.
И сколько было их, в молчанье строгом
Представших перед юным полубогом!
Но их уста краснели, точно розы:
Ни злая смерть, ни все её угрозы
Здесь не имели силы, безусловно.
И были все причёсаны любовно,
Лежали руки мёртвых одинако —
Напротив их сердец.

«Начнём, однако, —
Сказал старик, дрожа от нетерпенья,
Как ветвь осины; в радостном смятенье
Он книгу рвал и всякий миг прощальный
Сопровождал молитвой погребальной.
И свежий ветер уносил с разбега
Обрывки текстов, словно хлопья снега.
И обернул он вкруг Эндимиона
Свой тёмно-синий плащ, и упоённо
Жезлом взмахнул он девять раз. — Дела я
Тебе отныне перепоручая,
Клубок прошу распутать этой нитки,
Где узелков и петель — в преизбытке.
Нежней тяни! Молю не без причины:
Ведь эта нитка — тоньше паутины.
Закончил? Всё? Конец моей тревоге?
Красавцу покровительствуют боги!
Вот раковина. Надпись мне не явна.
Прочтёшь её? Читаешь? Вот как славно!
Мы спасены, клянусь Олимпом! Ныне
Жезл преломи в присутствии святыни:
Той лиры, что стоит на пьедестале».

И стало так. Мелодии восстали
И тут же стихли; звуки колыбельной
В тиши увяли. — «Книжными клочками
Осыпь меня меж мёртвыми рядами
И брось на мёртвых рваные страницы,
О, юноша! И… нечто совершится!»
И снова мир был флейтой упоён.
От Главка отошёл Эндимион
И сделал всё, как тот просил. Мгновенно
Тот юношею стал, и в драгоценной
Коралловой предстал он диадеме.
Казалось, гранями искрился всеми
Там бриллиант. Над девушкой прекрасной
Склонился Главк, и слёзы над несчастной
Он пролил — ах! — и здесь вздохнула Сцилла,
И в ход пошла вся колдовская сила
Эндимиона. Нимфа ото сна
Для жизни пробудилась, как весна!
И возрождали в краткие моменты
Страниц волшебных мелкие фрагменты
Других страдальцев — Феб вот так же точно
Колдует над поляною цветочной.
Бессильно смерть рыдала в склепе тесном,
Когда Латмиец манием чудесным
Всех оживил. Да, любящих на ложе
Сражала смерть, свои злодейства множа,
Но стоило сегодня им проснуться,
Живой к живому начинал тянуться,
И ближние искали в те мгновенья
В их радости своё благословенье,
К Эндимиону обращая взоры.
Веселью хмель проник и в мозг, и в поры.
И расцветали пышными цветами
Симфонии; нездешними листами
Божественные звуки лепетали;
Вино блаженства двое выпивали,
И было радо небо голубое
Желание их выполнить любое,
И, сбиты с толку щедростью небесной,
Они бродили парой бессловесной,
Ловя в глазах друг друга пониманье.

Бог возрожденный крикнул: «До свиданья!
Нептуну-повелителю — почтенье!» —
Взирала Сцилла в кротком удивленье,
Когда, за Главком вслед идя и минув
Ряды колонн, недвижных исполинов,
Они пришли под своды изумруда.
И там вождя приветствовали всюду,
И лето посылало вызов срочный,
И, как в часах бежит ручей песочный,
Так ласточек слетались мириады,
Так лебеди слетались к водопаду.

Счастливый край был солнцем озарён.
Блестели скалы. С четырёх сторон
Влюблённые на место прибывали.
Друг друга видя, шагу прибавляли.
И лица их от радости светились,
И взоры их от влаги серебрились:
Гуляя на свободе, на просторе,
Так ветры не волнуются и море,
Как люди волновались при свиданье,
Что смертный описать не в состоянье.

Все двинулись вперёд. Из виду скрылись
Береговые знаки. Становилось
Всё многолюдней в голове колонны,
А хвост колонны таял неуклонно.
Блеснуло утро первыми лучами.
«Нептунова обитель — перед нами!» —
Главк объявил влюблённому народу,
И тот, шумя, направился к восходу.
И с каждым шагом новые строенья
Их взорам открывались в отдаленье.
Дворец блистал янтарной желтизною,
И всяк был счастлив, словно лист весною,
И шёл вперёд; богатство ослепляло:
Там воздымались своды из опала
На яшмовых колоннах, а просветы —
Кораллами пылали. И всё это
Впивали взоры жадно; нарастала
Их жадность с приближеньем: не бывало
Чертога выше, и длинней, и шире
Из тех, что есть, из тех, что были в мире.
Он посрамлял дворцы и павильоны
Ниневии, Мемфиса, Вавилона!

Итак, великой армией пафосской
Влюблённые прошли под аркой броской,
Напоминавшей радугу Ириды
По цвету, по размеру и по виду.
Вошли во двор. В ворота золотые
Придворные спешили. Громовые
Вдруг раздались раскаты. Как спросонок
Глаза неоперившийся орлёнок
Прищуривает утром, так вельможи,
Заслышав гром, глаза смежили тоже,
Но, приоткрыв, с орлиной остротой
Они рассвет увидели златой.
И вдруг на троне тёмно-изумрудном
Нептун явился в окруженье чудном:
Любовь и Красота за ним, крылаты,
Проследовали в пышные палаты.

Сколь моря видно при сплошном покое
С высоких мачт, Нептунов зал такое
Пространство занимал. Подобно сводам,
Что строит небо, наклоняясь к водам,
Так воды, от Нептунова престола
Взметаясь ввысь, стекали сводом долу,
Как в ураган, Зевесом возбуждённый.
И вдруг покой, безбрежный и бездонный,
Настал вокруг, и тучки под водою,
Грозя людскому зрению бедою,
Зажглись, не зная меры и границы,
Зажглись в четыре солнечных зарницы,
И вечер запылал в небесном поле.
В зелёно-золотистом ореоле
Сидел Нептун; и, как покой озёрный,
Где лишь индеец в лодочке проворной
Порой мелькнет, — так воздух разливался,
На коем облак чётко рисовался,
На коем возвышались цитадели
Эфирные; влюблённые глядели
На пышный купол, затаив дыханье,
На золотую сферу.