Бурятский эпос - Гэсэр

Видит она,
Что в долине Моорэн,
Видит она,
Что в долине Хатан,
Где живет во дворце среди крепких стен
Абай Гэсэр, богатырь и хан,
Там где песенки жаворонков
Слышатся спозаранку,
Там ручьи текут от крови красны.
Там у дальней горы и у ближней
То ли спят, то ли стрелами сражены,
Тридцать три батора лежат неподвижно.
Бывшие всадниками и стрелками
Лежат они изваяниями каменными.
Видит она разоренье от края до края,
А сам Гэсэр охотится на Алтае.
Видит она,
Что шарайдаи,
Желтой долиной владеющие,
Видит она,
Что троеханы,
Бесчисленных подданных имеющие,
Огромны, всесильны, разъярены
Открыли двери войны.
Привели они в долину войска свои,
Кишащие, как муравьи.
Видит она
Через книгу, как через окошко,
Что похожую на красное солнышко,
Совершенную от сияющих глаз до округлых колен,
Урмай-Гоохон увозят в плен.

Тогда,
Сидящая с серебряной чашей в руках,
Тогда,
Следящая за всеми звездами в небесах,
Тогда,
Опирающаяся на множество небесных вершин,
Тогда,
Обозревающая множество небесных долин,
Тогда,
Звездную книгу читающая,
Тогда,
Все швы во вселенной сшивающая,
Тогда,
Держащая все тайны в уме,
Великая бабушка Манзан-Гурмз,
Происшедшему на земле удивилась,
Происшедшим на земле возмутилась.

Характер у нее был крут, а ум был остер,
Призывает она к себе трех Абая Гэсэра сестер.
Призывает сестер, сажает их рядом,
Рассказывает сестрам, что делать надо.
Чтобы преобразились они в трех проворных птиц,
И полетели скорее на землю вниз,
Да, чтобы в виде трех птиц Онголи
Полетели они в пределы земли.
В трех птиц Онголи три сестры превращаются,
На землю вниз они убтремляютя.

Прилетают они на Алтай,
В благословенный зеленый край,
Где при помощи метких стрел
Охотится брат их родной, Гэсэр.
Встретились они на десяти зеленых холмах,
Увиделись они в двадцати зеленых лесах.
Обрадовался Гэсэр трем птицам,
Трем милым, родным сестрицам.
А сестры ему все рассказывают,
Все завязанное развязывают,
Рассказывают они от вершины и до корней,
Про землю Гэсэра и что происходит на ней.

Рассказывают они, что в долине Моорэн,
В благословенно цветущей долине Хатан,
Где живет во дворце, среди прочных стен
Братец их Абай Гэсэр хан,
Там ручьи текут от крови красны,
Там у дальней горы и у ближней,
То ли спят, то ли стрелами сражены
Тридцать три батора лежат неподвижно,
Бывшие всадниками и стрелками
Лежат они изваяньями каменными.

Рассказывают они,
Что шарайдаи,
Желтой долиной владеющие,
Что троеханы,
Бесчисленных подданных имеющие,
Огромны, всесильны, разъярены,
Открыли двери войны,
Привели они в долину войска свои,
Кишащие, как муравьи,
Рассказывают они,
Что царицу великую,
Луно-звездную, солнцеликую,
Совершенную
От сияющих глаз до округлых колен,
Урмай-Гоохон захватили в плен.
Рассказывают они
Как там дело было,
Сколько голов Урмай-Гоохон срубила,
Не даром она далась им в руки,
Но теперь ее повезли на муки.

И Алма-Мэргэн там тоже была,
Достойный отпор врагам дала,
Но когда увидела, что плохи дела,
Задний угол дворцовый приподняла
И ускользнула из захваченного дворца
Во владенья Уса-Лосона, отца.

А дядя наш Саргал-Ноен,
Сединами мудрыми убелен,
У большого озера лежал в камышах,
Затаившись и не дыша.

Выбрали шараидаи
Рысака самого редкого,
Выбрали шараидаи
Стрелка самого меткого,
Стрелой железной дядю стрелок погубил,
Голову и руку ему отрубил,
Из головы они сделали кубок,
Вино пить сладкое,
А правой руки обрубок
Для кнута — рукоятка.

А всех этих действий изобретатель,
Коварный изменник и злой предатель,
Твой черный дядя Хара-Зутан,
От мести весел, от крови пьян.

Пока ты охотился на Алтае,
Разорили твою землю от края до края,
Табуны-стада твои истребили,
Твоих подданных перебили,
Из костей там холмы растут,
Ручьи от крови красны текут.
Была твоя земля зеленая, золотая,
А стала земля испепеленная и пустая.

После этого
Три сестры крылышками махать стали,
И в небе летнем,
В светло-синем небе растаяли.

Когда услышал Гэсэр про такое дело,
Лицо у него побелело.
Вспомнил он Урмай-Гоохон свою красавицу,
Вспомнил он, что в плен она скачет.
Вверх на небо посмотрит он — печалится,
Вниз на землю посмотрит он — плачет.
От левой слезы
Потекла Лена-река,
Раздольна и широка.
От правой слезы
Между лесистых скал
Образовался глубокий Байкал.

После этого Гэсэр, усмехаясь зло,
Садится на Бэльгэна, в серебряное седло.
За правую сторону повода потянув,
В нужную сторону коня повернув,
От десяти лесистых холмов Алтая,
От двадцати дремучих лесов Хухи,
Скачет в сторону родимого края,
Где теперь пустыня да лопухи.

Едет он, тихонько рысит,
Комья с чашку разбрасывает из-под копыт.
Скачет он, птицей летит,
Комья с котел разбрасывает из-под копыт.
Скачет он
Повыше облаков проплывающих,
Скачет он
Пониже звезд сверкающих,
Парит он беркутом над горами,
Мелькает он ястребом над холмами.
Бросается он соколом с неба высокого,
Остановился он, где песчаная сопка.
Тут река Хатан, тут край родной,
Для коня усталого — водопой.

Видит он,
Что пока охотился на Алтае,
Разорена страна от края до края,
Все разрушено тут, все вытоптано,
А людей тут нигде не видно.

Лишь ручьи текут от крови красны,
А у дальней горы и у ближней
То ли спят, то ли стрелами сражены,
Все баторы лежат неподвижно,
Бывшие всадниками и стрелками,
Лежат они изваяньями каменными.
А с ними
Триста тридцать три воеводы,
А с ними
Три тысячи триста тридцать три оруженосца.

В большой печали Гэсэр к ним подходит,
Сердце его красное меж ребрами бьется.
Ребра его упругие изгибаются,
Мышцы его могучие напрягаются.
И не видно нигде его красавицы,
Урмай-Гоохон, в полон она скачет.
Вверх посмотрит Гэсэр — печалится,
Вниз посмотрит Гэсэр — плачет.

Увидел Гэсэр, поднимаясь в гору,
Двух любимых своих баторов,
Упал он на изваянья каменные,
Обняв их живыми руками.
От тепла человеческой кожи
Два батора мгновенно ожили.
Встали на ноги баторы, а вслед за ними,
Дружно ожили и остальные.
Ожили
Триста тридцать три воеводы,
Ожили
Три тысячи триста тридцать три оруженосца,
Готовы они к любому походу,
Готовы сражаться с кем придется.

Абаю Гэсэру все это нравится,
Сияет он, словно солнце,
Вверх на небо поглядит — улыбается,
Вниз на землю поглядит — смеется.
К каждому батору он подошел,
Каждому батору руку пожал.
Для каждого батора слово нашел,
Каждому батору что-нибудь да сказал.