Бурятский эпос - Гэсэр

Все благие людей пожелания
Да услышаны будут.
Все великие предков деяния
Внуки-правнуки не забудут.
Пусть надежды наши сбываются,
Предсказания исполняются.
Люди будут друг к другу участливы,
А народы все будут счастливы.

У священного дерева на девяти ветвях
Девять свечей горит,
Девять сказаний о богатырях,
О битве каждое говорит.

В бобра,
Промелькнувшего вдалеке,
Почему не пустить стрелу?
Богатырям на родном языке
Почему не пропеть хвалу?

Все походы успешно совершавший,
Всех врагов удачливо поражавший
И поэтому Удалым прозывавшийся,
И поэтому людьми восхвалявшийся,
На берегу Мухнэ — широкого моря,
На краю Моорэн — широкой долины,
В просторной своей земле Хатан
Мирно жил Абай Гэсэр хан.

Говорит он однажды,
Что все домашнее мясо ему приелось.
Говорит он однажды,
Что ему дичатины захотелось,
Надоела ему говядина,
Надоела ему телятина,
Захотелось ему лосятины,
Оленины да медвежатины.
Отложил он все дела и заботы,
И стал готовиться на охоту.
Решил Гэсэр Удалой Абай
Поехать охотиться на Алтай.
Тридцать трех баторов своих,
Триста тридцать трех воевод своих,
Три тысячи триста тридцать трех оруженосцев своих
Гэсэр призывает.
Велит им Бэльгэна коня седлать,
Велит им оружье охотничье брать,
День и час отправления называет.

Едут они по таежным склонам,
Северной стороны держась.
Едут они по каменистым склонам,
Южной стороны держась.
По тринадцати хребтам они скачут,
Дичь выслеживают.
По двадцати трем хребтам они скачут,
Дичь выстреливают.
Добираются они
До великой черной тайги,
Достигают они
Края великой синей тайги.
В непролазные дебри углубляются,
В непроходимые дебри забираются.
Играя ловкостью и силой своей,
Охотятся на таежных зверей.
Жирного зверя стрелой поражают,
Тощего зверя — пропускают.
Черного бобра — убивают,
Серебристого соболя — добывают,
Но зверя в тайге не убывает.

Звериное мясо и пушнину
Наваливают они коням на спину.
Зверя мелкого, зверя крупного
Наваливают на коней,
От округлого крупа
До навостренных ушей.
Навалив зверей этих стогом,
Поворачивают они коней к дому.
Настрелявши разных зверей,
Едут, едут они домой.
Видят, младшенький из чертей
Черный Лойр-Лобсоголдой,
Но уже порядочный изверг,
Но уже большой негодяй,
На тропу перед ними выбежал,
Олененочка догоняя.
Он бежал за оленем прытко,
А попал коню под копыта,
А на этом коне Гэсэр,
Возвышаясь горой, сидел.

Ухватил он чертенка за шкирку,
Приподнял его над землей.
А чертенок боится пикнуть,
Лишь бормочет, словно немой.
Он впопад-невпопад бормочет,
Чтоб его отпустили хочет.
А Гэсэр сидит, вопрошая:
Ты в горах моего Алтая
Много ль добыл изюбрей, коз?
Много ль мяса домой отвез?
Много добыл ли соболей
На просторах тайги моей?
Ты азартно ли поохотился,
Иль еще пострелять тебе хочется?

Черного Лойр-Лобсоголдоя
Взял Гэсэр своей левою рукою,
А в руке его правой плетка,
Она хлещется очень хлестко.
Абай Гэсэр его бьет и бьет,
Как сырое дерево его гнет,
Как сухое дерево его ломает,
Черт живым остаться не чает.
Ты запомни, Лобсоголдой,
Весь Алтай этот древний — мой.
Вся моя здесь вокруг тайга,
И в ней места нет для врага.
Ты забудь про эти просторы,
Не ходи сюда тайным вором.
Ты по горным склонам не рыскай,
Ты добычи здесь не выискивай.
Еще раз попадешься, черт,
Будешь в пыль и прах перетерт.
А пока быстрей убирайся,
Да ловчить, смотри, не старайся.

Чертенок Черный Лобсоголдой
Не верит, что ушел от Гэсэра живой.
Вверх посмотрит —
От радости он смеется.
Вниз посмотрит —
От злости трясется.
Трясется он от зависти и стыда,
В сердце его месть и вражда.
В сердце его, как угли горят,
Месть, вражда, ненависть, яд.
Помчался он к началу восточной страны.
Где горы черны и степи черны,
Где все наизнанку вывернуто,
Где деревья с корнями выдернуты,
Где скользя над тремя преградами,
Пробирается река с тремя водопадами.
В страну сухую, в страну бестравную,
В страну глухую, в страну бесславную.
В страну, где ветер всегда летает,
В страну, где солнышка не бывает,
В страну, где дождичек не помочит,
В страну, где никто ничего не хочет.

После зеленых просторов Алтая,
Страшна казалась страна пустая.
По этой стране черт Лобсоголдой
Катался, метался сам не свой.
Ненависть, злость собирал, копил,
Яд в себе подогревал, кипятил,
Дикий крик испускал —
Преисподняя сотрясалась,
Страшный вопль исторгал,
Вся вселенная содрогалась.

Наконец,
Накричавшись к исходу дня.
Вскочил он на железно-синего коня
И помчался в ослеплении сам не свой
За советом к сестре своей Енхобой.
Поехал к сестре он жаловаться,
Поехал к сестре он печалиться.
— Помоги, — говорит, — пожалуйста,
Ты над нами, — говорит, — начальница.—
Три дня он ей все рассказывал,
Синяки и рубцы показывал.
— Ведь Гэсэр на коне как гора сидит,
А я верчусь вокруг копыт.
Из-за того, что я мал,
Надо мной смеялись.
Из-за того, что я слаб,
Надо мной издевались.
Меня измяли, меня избили,
Хорошо, живого хоть отпустили.
А они, довольные, удалились.
Так где же, сестра моя, справедливость?
Когда же месть свою совершу,
Когда же спесь я с него собью,
Когда же так его накажу,
Чтобы он проклинал судьбу свою?

Месть моя будет — тройная месть.
У Гэсэра жена красавица есть,
Зовут ее Урмай-Гоохон,
Любит ее больше жизни он.
Эту красавицу я у него отниму,
Как свою жену ее обниму.
Сделаю ее своей законной женой,
Будет она жить не с ним, а со мной.

Кроме того,
Земли его прекрасно-алмазные,
Превращу я в земли червивые, грязные,
Будут ползать там змеи железные,
Всех людей его истреблю я болезнями.
Истреблю их мором, холерой, язвами
И другими напастями разными.
Я не буду его щадить, беречь,
Пока яд меня перестанет жечь.
Пока обида моя не рассеется,
Пока ненависть не растеплится.
Пока месть моя не насытится,
Пока честь моя не очистится.

Говорит сестре: «Моя боль остра.
Помоги ты мне отомстить, сестра.
Видишь, я у тебя в ногах лежу,
Видишь, я у тебя сапоги лижу.
Ты сестра наша старшая,
Ты сестра наша мудрая,
Месть исполнится страшная,
Уж тебя не забуду я…»

Отвечает старшая сестра Енхобой:
— Все, что задумано и сказано тобой,
Все это складно, все это верно,
Другое скверно.
Ведь сила двух рук Гэсэра
Четырем поднебесным силам равна.
Сила двух ног Гэсэра
Четырем преисподним силам равна.
Сила груди Гэсэра
Четырем неземным силам равна.
Число его превращений — двести,
Число его волшебств сто и два,
А ты мечтаешь, братец, о мести,
Тут нужна не сила, а голова.
Ведь он от пятидесяти пяти небесных долин
На землю спустился,
С указанием из пяти священнейших книг
На землю спустился.
С мудростью для семидесяти мудрецов
На землю спустился.
С основой для семидесяти языков
На землю спустился.
От черных замыслов злых врагов
Державно-булатный меч он имеет,
От нападенья злостно-черных врагов,
Сделанный из семидесяти козьих рогов,
Сокрушающе-желтый лук он имеет.
Если выпустит он свою стрелу в цель,
Никто от нее не останется цел.
Не поддается он ни стреле, ни мечу, ни ножу,
Но послушай теперь, что я скажу.