Бурятский эпос - Гэсэр

После этого Лобсоголдой,
Чертенок Черный, чертенок злой,
На жену Гэсэра Урмай-Гоохон
Наслал пророческий сон.
Приснилось ей место печальное,
Вода в колодцах — соленая,
Гора там стоит песчаная,
А склон у горы — зеленый.
У подножия этого склона
Дворец, крыльцо со ступенями,
Сверкает он весь чистым золотом,
Сверкает он весь каменьями.
Спускается с неба во дворец золотой
Прорицатель и исполнитель желаний святой.
Весь он в одеждах белых,
Излучает сияние,
Сидит, ничего не делая,
Неподвижно, как изваяние.
Но если Гэсэр
Без потомства остаться боится,
Надо ехать туда молиться.
В это время рассвет заалел,
Очнулась от сна царица.
Наступает день настоящий,
Исчезает ночи покров.
Урмай-Гоохон идет на пастбище
Тучных доить коров.
То ли глаза обманывают,
То ли продолжается сон,
Видит она в тумане:
Гора и зеленый склон.
У подножия этого склона
Дворец, крыльцо со ступенями,
Сверкает он весь чистым золотом,
Сверкает он весь каменьями.
На нитке ли он с неба спускается,
На подпорке ли с земли поднимается.
Смотрит на этот дворец она,
Не понимает, что бы все это значило.
Большим удивлением удивлена,
Задачей большой озадачена.

Быстро побежала она домой,
Рассказать про сон чудесный свой.
Рассказать про свое виденье,
Когда шла она на доенье.
— Ты послушай,—
Говорит Гэсэру Урмай-Гоохон,—
Какой мне приснился чудесный сон.
Будто место сухое, печальное,
Вода в колодцах — соленая,
Гора там стоит песчаная,
А склон у горы зеленый.
У подножия этого склона
Дворец, крыльцо со ступенями,
Сверкает он весь чистым золотом,
Сверкает он весь каменьями.
На нитке ли он с неба спускается,
На подпорке ли с земли поднимается.
Приходит с неба во дворец золотой
Прорицатель
И исполнитель желаний святой.
Весь он в одеждах белых,
Излучает сиянье,
Сидит, ничего не делая,
Неподвижно, как изваяние.
Поскольку
Некого нам на коленях качать,
Поскольку
Некого нам около подбородка ласкать,
Поскольку
Некого нам на ночь баюкать,
Поскольку
Некому нам языком люлюкать,
Поскольку
Без потомства мы остаться боимся,
Не поехать ли нам во дворец помолиться.
Высокому небу мы помолимся,
Святому белому мы поклонимся.
Не от пятидесяти ли пяти небесных долин
С заданием он спустился.
Не от пяти ли священнейших книг
С указанием он спустился.
Попросим мы у белого старика
Сынка.
Чтобы было нам кого
На коленях качать.
Чтобы было нам кого
Около подбородка ласкать.
Чтобы было нам кого
На ночь баюкать.
Чтобы было нам кому
Языком люлюкать.
Гэсэр глубоко задумался:
Нет ли тут злого умысла.
Если старца святого, белого
Небожители на землю спустили,
Почему тайком они это сделали,
И Гэсэра не известили?
Говорит, задумавшись, он
Жене Урмай-Гоохон: —
Давай-ка подумаем двое,
Что это за волшебство?
Не черта ли Лобсоголдоя
Черное колдовство?
И тебе, Урмай-Гоохон,
Не он ли навеял сон?

Расскажу тебе дело тайное,
Как охотились на Алтае мы.
Ехали мы таежным склоном,
Северной стороны держась.
Ехали мы по каменистым склонам,
Южной стороны держась.
По тринадцати хребтам мы скакали,
Дичь выслеживали,
По двадцати трем хребтам мы скакали,
Дичь выстреливали.
Там стояла вокруг тайга,
Называют ее Хуха.

Повстречался нам там чертенок,
Черный, маленький постреленок.
За оленем бежал он прытко,
А попал коню под копыта.
Черного Лойр-Лобсоголдоя
Взял тогда я левой рукою,
Приподнял я его за шкирку,
Так, что он боялся и пикнуть,
А в руке моей правой плетка,
Она хлешется очень хлестко.

Я сгибал его,
Как сырое дерево.
Я ломал его,
Как сухое дерево.
Чтобы впредь по горам он не рыскал,
И добычи здесь не выискивал.
Не пришел ли теперь он мстить,
За обиду мне отплатить?
Уж не он ли тут вокруг прыгает?
Но жена в ответ только хныкает,
Призадумался Гэсэр,
Сидит, молчит,
А жена между тем
Ворчит, бурчит:
— На коленях-де, качать нам некого,
У подбородка-де, ласкать нам некого,
Баю-баю-де, распевать нам некому,
Языком-де, люлюкать нам некому.
Зачем напрасно
Подвоха искать?
Когда все ясно,
Зачем туман напускать?
Спустился святой
Во дворец золотой.
А обиженный черт
Тут не причем.

Так Урмай-Гоохон
Целый день ворчит,
Вспоминая свой сон,
Без конца бурчит.
Ей детей наконец
Иметь хочется,
На молитву во дворец
Она просится.

Абай Гэсэр в эту пору,
Решивши быть осторожным,
Буйдан-Улаана батора,
Спутником взяв дорожным,
Навесив на руку плеть,
Сев на коня Бэльгэна,
Поехал сам посмотреть —
Что там за старец белый.
Видит — место сухое, печальное,
Трава вся зноем спаленная.
Гора там стоит песчаная,
А склон у горы — зеленый.
У подножия этого склона
Дворец, крыльцо со ступенями,
Сверкает он чистым золотом,
Сверкает он весь каменьями.
На подвеске ли с неба спускается,
На опоре ли с земли поднимается.
То ли поднятый, то ли спущенный,
Но сверкает дворец, горит.

Своему помощнику-спутнику
Абай Гэсэр говорит:
— Надо нам хорошенько проверить,
Что там в храме за чудеса,
Проползи потихоньку в двери
И смотри ты во все глаза.
Старец там, настоящий святой,
Иль чертенок Лобсоголдой.

А я соберу в свой голос
Тысячу голосов лосиных,
Оглушительно закричу,
Потом соберу в свой голос
Десять тысяч голосов лосиных,
Сотрясающе закричу.
Горы-скалы начнут качаться,
Море Сун начнет волноваться,
Вся вселенная задрожит,
А гора Сумбэр — задребезжит.

Если старец в одеждах белых.
Излучающих свет-сияние,
Никакого движенья не сделает,
Неподвижный, как изваяние,
Значит, он настоящий святой,
А не хитрый Лобсоголдой.
Если ж он от испуга свалится,
С возвышения на пол скатится.
Значит это черт притворившийся,
В старца белого превратившийся.

Вот пробрался помощник в храм,
Старца белого видит там.
Он уселся на возвышении
И сидит себе без движенья.

Тут Абай Гэсэр, собрав в свой голос
Тысячу лосиных голосов,
Оглушительно закричал,
А потом он, собрав в свой голос
Десять тысяч лосиных голосов,
Сотрясающе закричал.
Горы-скалы стали качаться,
Море Сун пошло волноваться.
Вся вселенная задрожала,
А гора Сумбэр задребезжала.

Старец белый сперва подпрыгнул,
Он с испугу ногами дрыгнул,
С возвышения он свалился,
На пол кубарем покатился.
Тут батор Буйдан-Улаан,
Поскорее из храма выйдя,
Побежал к Абаю Гэсэру, чтоб там
Рассказать обо всем, что видел.

Но и Черный черт не дурак-простак,
Моментально успел батору он
Весь язык во рту неизвестно как
Повернуть в обратную сторону.