Бурятский эпос - Гэсэр

Собирался сказать батор,
Что в храме — Лобсоголдой,
А на деле сказал батор,
Что в храме старец святой.

Абай Гэсэр в эту пору,
Решивши быть осторожным,
Буйдан-Улаана батора,
Спутника своего дорожного,
Посылает вторично проверить,
Что там в храме за чудеса,
Проползти потихоньку в двери.
Наблюдая во все глаза.
Настоящий ли там святой
Или хитрый Лобсоголдой.
Если он от испуга свалится,
С возвышения на пол скатится,
Значит, это черт притворившийся,
В старца белого превратившийся.
Вот пробрался помощник в храм,
Старца белого видит там,
Тот уселся на возвышении,
И сидит себе без движенья.

Тут Абай Гэсэр
В тысячу лосиных голосов
Оглушительно закричал,
А потом Гэсэр
В десять тысяч лосиных голосов
Сотрясающе закричал.
Горы-скалы стали качаться,
Море Сун пошло волноваться.
А вселенная задрожала,
А гора Сумбэр задребезжала.
Старец белый опять подпрыгнул
И с испугу ногами дрыгнул.
С возвышения он свалился,
На пол кубарем покатился.
Буйдан-Улаан, ни мгновенья не ждя,
Побежал искать своего вождя,
Чтоб скорее из храма выйдя,
Рассказать обо всем, что видел.

Но и Черный черт не дурак-простак,
Моментально успел батору он
Язык его неизвестно как
Повернуть в обратную сторону.

Собирался сказать батор,
Что в храме — Лобсоголдой,
А на деле сказал батор,
Что в храме — старец святой.
Очень Абай Гэсэр удивился,
Призадумался Абай Гэсэр очень.
В дивный храм он войти решился,
Чтобы все увидеть воочию.
Вот заходит он в дивный храм,
Старца белого видит там.
Он сидит, испуская сиянье,
Неподвижный, как изваяние.
На подставке, на возвышении
Он сидит себе без движения.

Спрашивает у него Гэсэр,
Для чего он тут, в храме сел?
Откуда ты спустился в этот храм золотой,
Не прорицатель ли ты,
Не исполнитель ли всех желаний святой?
Но если тебя, святого, белого,
Небожители на землю спустили,
Почему тайком от меня они сделали,
И меня об этом не известили?

Отвечает ему старец святой,
Он же хитрый Лобсоголдой:
— Да, от пятидесяти пяти небесных долин
С поручением я спустился,
Да, из пяти священнейших книг
С указанием я спустился.
Великая бабушка Манзан-Гурмэ,
У которой вся сила в ее уме,
Все тайны вселенские знающая,
Все швы во вселенной сшивающая,
Шлет свое благословение в виде чаши,
Чтобы исполнились все желания ваши.

Прознала она,
Что живешь ты с тремя прекрасными женами,
Всем довольными, всем ублаженными.
Что они тебя нежат, холят,
Что у тебя завидная доля.
Что питаешься ты три раза на дню,
Наслаждаешься ты три раза в году,
Но что некого тебе на коленях качать,
Некого тебе около подбородка ласкать,
Некого тебе на ночь баюкать,
Некому языком люлюкать.
Детей у тебя что-то не получается,
Без потомства ты останешься.
Вверх посмотришь ты — не улыбаешься,
Вниз посмотришь ты — не смеешься.

Взяла она серебряную чашу в руку. —
Осчастливлю, — говорит, — своего внука,
Ты исполни, — говорит, — поручение наше,
Передай Гэсэру мою чашу.
Чашу бабушки своей Гурмэ-Манзан
Гэсэр, конечно, сразу узнал.
Значит, старец есть старец честный,
Осторожность его исчезла.

На Бэльгэна коня он садится,
Поскорее домой стремится.
Чтоб Урмай-Гоохон с собой взять
И сюда прискакать опять.
В это время
Урмай-Гоохон глядит в окошко,
Похожая на красное солнышко.
— Ты, послушай,—
Говорит Гэсэр Урмай-Гоохон,—
Оказывается, был правдив твой сон,
С этим старцем, который тебе приснился,
В храме будучи, я объяснился.

На подставке, на возвышении
Восседает он без движенья,
От одежд испуская сиянье,
Восседает он, как изваянье.
А в руках своих держит чашу,
Что прислала бабушка наша,
Наша мудрая бабушка Гурмэ-Манзан.
Эту чашу серебряную я сразу узнал.
Хочет бабушка нас с тобой благословить,
Хочет бабушка нас детьми одарить.
Без потомства мы остаться боимся,
Поедем же с тобой во дворец помолиться.
Мы высокому небу помолимся,
И святому белому мы поклонимся.
Попросим мы у белого старика
Сынка.

Поехал Гэсэр ко дворцу с женою,
Кости его разогрелись, ноют,
Кровь его разгорячилась сильно,
Хочется ему сына.

Въезжают они в страну печальную,
В землю зноем всю спаленную.
Видят — гора стоит песчаная,
А склон у горы зеленый.
У этого зеленого склона
Дворец, крыльцо со ступенями,
Весь сияет он чистым золотом,
Весь сверкает дорогими каменьями.
На подвеске ли с неба храм спускается,
На подпорке ли с земли поднимается.

Входят они в золоченый храм,
Старца белого видят там.
Молятся они перед ним, каются,
Головами пола касаются.
Молится Урмай-Гоохон без лени,
На округло-прекрасные встав колени,
Молится и Абай Гэсэр усердно
Старцу белому, милосердному.

В это время черт притворившийся,
В старца белого превратившийся,
Хитрый Черный Лобсоголдой
Поднял чашу правой рукой.
— Тебя, — говорит, — как сына я люблю,
— Тебя, — говорит, — я чашей благословлю.

Гэсэр от этих слов встрепенулся
И к старцу белому лицом обернулся.
После этого,
Не тратя уж лишних слов,
Тот метнул свою чашу Гэсэру в лоб.
Заколдованной чаша та была,
Упал Гэсэр и превратился в осла.

Старец
Вместо Гэсэра, молитву творящего,
Увидел осла на полу лежащего.
От великой радости задрожал,
К ослу лежащему подбежал.

Пока этот осел на ноги не встал,
Пока этот осел опять Гэсэром не стал,
Он скорее потник на него накинул,
Он скорее седлом его оседлал,
Он скорее узду из-за пазухи вынул
И железной уздой его взнуздал.

Смотрит испуганно Гэсэра жена,
Не поймет, что бы все это значило,
Удивленьем великим удивлена,
Задачей большой озадачена.
Догадалась она, оставшись сама с собой,
Что тут было за волшебство,
Что это черта Лобсоголдоя
Черное колдовство.

После этого черт пронзительно свистнул,
И своих баторов крылатых вызвал.
В одно мгновение появились
Баторы, что хозяина стерегли,
Два крылатых батора с неба свалились,
Два крылатых батора выскочили из подземелья.
Красавицу Урмай-Гоохон они схватили
И на осла ее посадили.

И повез ее куда нужно
Тот осел — безропотный труженик.
Он красавицу Урмай-Гоохон в седле везет,
А черт его за узду ведет.
Едут они местами, где зверь не ночует,
Едут они дорогой, где лиса не учует.
Едут они, где их не увидит никто,
В далекую страну Хонин-Хото!

Хонин-Хото там была страна,
Безводна, безмолвна лежала она.
Была та страна холодной,
Была та страна голодной,
Была та страна пустынной,
Была та страна постылой.
Все там в ней наизнанку вывернуто,
Все деревья с корнями выдернуты,
Лишь, проскальзывая под тремя преградами,
Текла там река с тремя водопадами.
Вот куда на безмолвном осле,
Вот куда в деревянном седле,
То стегая осла, то тыча,
Черт увозит свою добычу.