Мадам Севинье - «В Вашем дружестве — вся моя душа, вся моя жизнь»

Здешняя компания весьма меня устраивает. Аббат наш учтив как всегда, сынок и Ла Мусс со мной ладят, впрочем, как и я с ними. Мы стараемся больше времени проводить вместе, а когда дела мои нас все-таки разлучают, то они досадуют и потешаются, не понимая, как столбцы стихов Лафонтена можно променять на столбики расчетов какого-то фермера. Все они Вас просто обожают; думаю, они скоро Вам напишут. Сама же я делаю это сейчас, терпеть не могу беседовать с Вами в общей суете. Доченька моя, пусть Ваша любовь греет меня денно и нощно. В Вашем дружестве — вся моя душа, вся моя жизнь. Я про это уже писала, но оно одно — источник всех моих страданий и радостей. Должна сознаться, что другая часть моей жизни протекает под пологом сумерек и печали, ибо она полна сожалений о том, что мне так часто предстоит коротать ее вдалеке от Вас.

Доченька, мысли о боли и потрясении, которые Вы испытали при известии о смерти г-на де Тюренна, не дают мне покоя. Кардинал де Буйон [57] Эммануил-Теодоз де Буйон (1644–1715) — кардинал, племянник де Тюренна. воистину безутешен; эту новость он узнал от одного дворянина из окружения г-на де Лувиньи, тому не терпелось первым выразить свое сочувствие. Он остановил карету кардинала, когда тот возвращался из Понтуаза в Версаль. Из его витиеватой речи кардинал поначалу ничего не понял. А этот дворянин, заподозрив, что тот еще ничего не знает, бросился бежать. Кардинал — за ним и таким образом узнал об этой ужасной кончине; с ним тут же случился обморок. Его срочно доставили назад в Понтуаз, где двое суток пребывал он в слезах и стенаниях, отказываясь от пищи. Г-жа де Генего и Кавуа [58] Г-жа де Генего была дружна с Тюренном, они были соседями. Шевалье Луи Оже, позже маркиз де Кавуа, родившийся в 1640 г., был приятелем детских игр Людовика XIV. Тот произвел его в главные распорядители королевского имущества, а в 1677-м женил на м-ль де Кётлогон. , безутешные как и он сам, заезжали его проведать. Мне показалось уместным отправить ему короткую записку [59] Написать записку (billet) — значило написать письмо без официального обращения. Это допускалось в отношениях равных по рангу друзей. с соболезнованиями; в ней я загодя поведала ему о Вашей печали, вызванной сочувствием к нему самому и глубочайшим почтением к нашему герою. Вы уж напишите и сами. По моим наблюдениям, Вам легко пишется по любому поводу, ну а тут уж сам бог велел. Большинство благородных семейств, да и весь Париж, глубоко потрясены сей невосполнимой утратой.

Все в оцепенении и ждут вестей из Германии. Отступающий Монтекукули [60] Раймон де Монтекукули (1609–1680) — итальянец по происхождению, генералиссимус австрийской императорской армии. , без сомнения, не преминет развернуть фронт и попытается воспользоваться столь благоприятным стечением обстоятельств. Рассказывают, что крики и рыдания солдат разносились на два лье в округе; они оставались глухи к любым доводам. Требовали немедленно вести их в бой, чтобы отомстить за своего отца, командира, защитника и покровителя; они кричали, что с ним они ничего не боялись, что их сердца переполнены яростью и что они рвутся в бой, чтобы поквитаться с врагом. Обо всем этом нам стало известно от одного благородного господина из свиты г-на де Тюренна; он специально прибыл, чтобы обо всем поведать Королю. Всякий раз, повторяя свой рассказ об изложенных выше событиях и о смерти своего Господина, он не мог сдержать слез.

Тело г-на де Тюренна буквально разорвало пополам: понятно, что ранение было смертельным, и он рухнул с коня. Однако с последним проблеском сознания он все-таки подался вперед и судорожно сжал пальцы в кулак. Потом на него набросили плащ. Ле Буа-Гюйо (тот самый благородный господин) не отходил от него ни на шаг, пока тело в полной тишине не перенесли в ближайший дом. Г-н де Лорж находился в полумиле от места трагедии; его отчаяние можно понять. Он разом потерял все и принял на себя основную тяжесть удара, ибо именно ему отныне предстоит нести ответственность за армию и грядущие события вплоть до прибытия Господина Принца, которому для этого нужно сделать целых двадцать два дневных перехода. Тысячу раз за день возвращаюсь я мыслями к шевалье де Гриньяну [61] Шевалье Жозеф де Гриньян (первое имя Адемар) (1641–1713) — один из младших братьев графа де Гриньяна. и не могу представить, как можно сохранить ясность рассудка после столь тяжкой утраты. Все, к кому благоволил г-н де Тюренн, достойны самого искреннего сочувствия.

Сообщая о назначении восьми новых маршалов Франции, Король вчера сказал: «Будь у г-на де Гаданя чуть больше терпения, он тоже был бы среди них. Но ему не терпелось выйти в отставку, что сделано, то сделано». Ходят слухи, что граф д’Эстре подумывает о продаже должности; он относится к числу отчаявшихся получить маршальский жезл. Угадайте, чем занимается г-н де Куланж; без тени смущения, он слово в слово переписывает все новости, которые я Вам сообщаю. Я уже рассказывала, что Главнокомандующий стал герцогом; роптать ему недостает смелости. При первой оказии он, конечно же, получит свой жезл, ибо то, как с ним говорил Король, значит намного больше, чем оказанные ему почести. Его Величество велел ему сообщить Помпонну свои титулы и перечень заслуг. «Сир, — ответил он, — я позволю себе передать ему жалованную грамоту моего деда, достаточно будет снять с нее копию» [62] Франсуа де Дайон — дед графа дю Люда, также имел королевскую грамоту на герцогство, которая так и не была зарегистрирована Парламентом. Граф оставался генерал-лейтенантом на протяжении двадцати лет. Звание маршала он получит только в 1681 г. Ответ, вероятно, имеет целью подчеркнуть поспешность и некоторую легковесность пожалованного повышения. . Его ответ, право же, выше всяких похвал. Г-ну де Гриньяну тоже не стоит на них скупиться, даже для вероятных своих врагов [63] В это время шли ожесточенные споры о том, должен ли маршал Франции в письменном обращении именоваться монсеньор. Гриньян, будучи назначен Королем генерал-поручиком в Прованс, выступал против, считая, что таким образом офицеры короны получают преимущество перед дворянами на ответственной государственной службе. из числа тех, что упиваются словом монсеньор и слышать не хотят ни о какой справедливости.

Г-н де Тюренн, прощаясь с г-ном кардиналом де Рецем, оказывается, произнес (д’Аквиль вспомнил об этом только два дня назад): «Сударь, я не умею красиво говорить, но прошу поверить, что, не будь всех этих важных дел, требующих моего постоянного участия, я бы следом за Вами удалился от мира. Даю слово, если мне суждено вернуться живым, то я не стану дожидаться смерти, коротая время на сундуке [64] «Я отдал богу душу на сундуке в ожидании своего господина» (Тристан в своей эпитафии). Сундуки в приемных служили местом для дежурных слуг. , а вслед за вами найду чем заняться в ее преддверии». Г-н кардинал де Рец будет потрясен этой утратой. Доченька моя, мне кажется, что Вы без устали готовы внимать рассказам об этом печальном событии; мы ведь с Вами, помнится, говорили, что бывают в жизни случаи, где ни одна подробность не может быть лишней. Целую г-на де Гриньяна. Я бы пожелала вам обоим приезда кого-нибудь из гостей, с кем можно было бы поговорить о г-не де Тюренне.