Антология - Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун [антология]

— Не хочу погружаться в сон, только поэтому встал и пошел бегать, — смущенно объяснил он. — Даже алкоголь не помогает избавиться от этих страшных снов, только когда набегаюсь так, что валюсь с ног, могу заставить себя чуток поспать.

Я не хотела смотреть ему в глаза и не спрашивала, что ему снится, но Сяо Ло сам принялся рассказывать. Он поведал мне, что тела жены и дочки так и не нашли, наверное, их погребло под завалами. А еще он описал мне свой странный сон, сказал, что я, как писательница, должна разобраться. Действие сна происходит на разрушенном старом заводе, пустынном, словно кладбище, Сяо Ло лежит на животе на полу и смотрит в щель, а там его жена и дочь; они просовывают в щель руки, моля о спасении, и полными ужаса глазами смотрят друг на друга, вернее нет — они полными ужаса глазами в упор смотрят на смерть, однако не слышно никаких криков. Сяо Ло сказал, что до них рукой подать, но в то же время не достать; потом он исправился, сказав, мол, во сне он знает, что жена и дочь уже в другом мире, щель маячит перед глазами, но до родных не дотянуться, они уже на том свете.

Я, остолбенев, уставилась на него, удивляясь, что сон настолько конкретен, а Сяо Ло внезапно повысил голос:

— Понимаешь? Я уже пережил ужасную погибель…

Поскольку в завалах была щель, туда проникал воздух, поэтому жена и дочка так долго умирали, и весь этот процесс Сяо Ло, находясь в другом мире, переживал с ними, каждую минуту и каждую секунду. Внезапно он начинал задыхаться и только тогда просыпался в собственной постели весь в поту. Сяо Ло прикрыл глаза и сказал:

— Писательница, хочу, чтоб ты мне кое в чем помогла.

Через два дня, пятнадцатого числа седьмого лунного месяца [44] В этот день в Китае отмечается Праздник голодных духов. , по обычаям его родного уезда нужно было приносить жертву предкам. Поскольку полагалось запускать петарды и жечь жертвенные деньги, церемонию можно было проводить только в захолустных уголках, где мало кто живет. Сяо Ло попросил меня написать молитвенный текст для поминания покойных, но я никогда в жизни ничего подобного не писала. Колеблясь, я все же согласилась. Все потому, что я вспомнила похожий эпизод в романе «Сон в красном тереме», когда Оугуань сжигала ритуальные деньги, принося жертву душе покойной Яогуань, и за этим занятием ее застала в саду пожилая служанка, а Баоюй, ставший свидетелем происходящего, заступился за девочку [45] Сцена из пятьдесят восьмой главы. . Я отлично понимала, что для поминовения покойных нужно подготовить довольно торжественный текст, многие люди опускают эту часть обряда, но в этот раз Сяо Ло непременно нужен был молитвенный текст, как же я могла его огорчить.

В тот день я пошла вместе с ним. Как только стемнело, мы отправились за стройплощадку неподалеку от подножья гор, где не было других жилых домов. Там нашлось место, где были свалены в кучу деревянные рейки и стальные балки. Сяо Ло поставил столик для курильницы, а на него два вида фруктов, рыбу и мясо. Разложил две маленькие пачки ароматной бумаги на земле, на которых я увидела напечатанные иероглифы «Упаковка загробных денег [46] Бумажные «деньги», стилизованные под настоящие банкноты, выпускаются для ритуальных целей, поскольку по китайской традиции родные передают деньги (путем их ритуального сжигания) родственникам в загробный мир, чтобы те пользовались там большими благами. на праздник Чжунъюань», а дальше приписку от руки: «Для покойной жены рода Ло». Сяо Ло разложил стопочки для жены и для дочки. Он сидел на корточках и с очень набожным видом перебирал бумагу, аккуратно и нежно. Должно быть, он принял душ, волосы были чистыми, а еще он надел белую футболку. Я практически чувствовала исходивший от Сяо Ло запах мыла. Он достал три курительных свечи, держа их вместе, поджег, затем встал на колени, несколько раз поклонился, воткнул свечи в грязь и поднялся. В этот раз мы не произнесли ни слова. Сяо Ло вытащил несколько петард, жестом велел мне отойти и не стоять слишком близко; я сделала два шага назад и закрыла руками уши. Прокатилась череда взрывов, по земле стелился густой дым от курительных свечей. Сяо Ло снова присел на корточки и начал жечь ритуальную бумагу. Я передала ему молитвенный текст. Когда Сяо Ло дочитал до слов «я бы страстно хотел отправиться за вами под землю, чтобы снова воссоединиться с семьей», то внезапно зарыдал. У меня тоже на глаза навернулись слезы. Пламя разгоралось. Сяо Ло, судорожно всхлипывая, дочитал текст, а потом бросил его в огонь.

Я положила на землю красные кирпичи; мы сидели перед костром, пепел кружился в воздухе, оседая на волосах. Потихоньку огонь догорел, ритуальные деньги, потрескивая, съежились. Сяо Ло вдруг заговорил:

— Знаешь, почему я только что так громко рыдал?

Я с недоумением уставилась на него: неужели не от горя? Ло повернулся ко мне лицом и продолжил:

— В прошлый раз я рассказал тебе о своем сне, но на самом деле это еще не все. — Он снова не выдержал и заплакал. — Когда я просовываю ладонь в ту щель, то чувствую, что меня тянет вниз какая-то сила, и тут я наталкиваюсь на холодную как лед руку. И во мне бьется одна только мысль: я не хочу умирать вместе с ними! Я хочу убежать, не хочу умирать! Я тут же отдергиваю руку. Но… Почему даже во сне я раз за разом не могу притвориться, что хочу пойти вместе с ними? Этот сон каждый день мучает меня, мне стыдно жить, симулируя горе от утраты жены и дочери. Чтобы поверить в себя, я даже несколько раз забирался на крышу… Но я по-прежнему хочу жить…

Вот он, настоящий источник боли. Я понимала этого мужчину, устраивавшего пробежки посреди ночи. Это жизненное противоречие ранило его. Нельзя испытывать натуру перед лицом катастроф и смерти. Когда он успокоился и привел мысли в порядок, то столкнулся с упреками и позором, которым сам себя и подверг. Бег — это своего рода герметичная анестезия, кратковременная ссылка, а сон после физического измождения давал передышку и его душе.

Так что излишне было волноваться о Сяо Ло, врожденные инстинкты велели ему жить дальше, пусть даже всю жизнь неся на своих плечах тени ушедших близких, хотя лично я верила, что рано или поздно и для Сяо Ло наступит весна, снова пробьются свежие ростки, снова расцветут яркие цветы.

Я все реже видела Сяо Ло на баскетбольной площадке. Однако мой случай, очевидно, куда безнадежнее. Я не могу объяснить, почему я, в жизни не испытавшая настоящей боли, ощущала ее разлитой вокруг себя.

Осенью прошлого года я брала интервью у одного чудака из Дунгуаня. Звали его Сюэ Цзюнь, и работал он на обувной фабрике. В 2012 году он стартовал из города Жуйцзинь в провинции Цзянси и за сто сорок один день пробежал двадцать пять тысяч ли [47] Ли — китайская мера длины, равная половине километра. , которые преодолела Красная армия во время Великого похода [48] Легендарный поход 1934–1934 гг. армии китайских коммунистов из южного Китая через труднодоступные горные районы в Яньаньский округ провинции Шэньси. через луга и пять заснеженных гор. СМИ тут же раздули эту новость. Меня вообще не особо интересовали постоянные сообщения в прессе, а уж ярлыки, которые навешивали журналисты, вроде «китайский Форрест Гамп» или «маньяк-марафонец» и вовсе, как мне казалось, заслоняли истинную природу вещей. Этот человек заинтересовал меня только из-за бега. Я смутно ощущала, что у нас с ним найдутся какие-то тайные точки соприкосновения, должно быть что-то общее. Во время интервью он сказал: «Я бежал как безумец по дороге, а народ бросался врассыпную, поскольку меня считали сумасшедшим…» Этот низкорослый уроженец провинции Хэнань, от которого веяло крестьянским духом, оказался очень словоохотлив. Он без конца говорил со мной о гордости, решимости и воле, но я все это не слишком воспринимала, пока он не упомянул, что его тело словно охвачено огнем, и с каждым днем этот огонь разгорается все сильнее. Это была единственная наша общая черта, которую я уловила в ходе интервью — огонь внутри.