Гарри Беар - Странный дом, Нимфетки и другие истории (сборник)

„Только он не русский, а наш, американский, писатель!“.

„Позвольте!“ – изумился советский писатель.

„Нет-нет, точно! не спорьте…“.

Наступило неловкое молчание…»

Снежное одиночество Владимира Набокова в литературе 20 столетия многим читателям представляется загадочным, а еще большее количество людей ужасно раздражает. Пытаясь применить к жизни гения свои нехитрые житейские представления, бедные критики и записные литературоведы, за гроши подгрызающие биографии писателей, которым они смертно завидуют, отыскивают в романах Набокова все, что им хочется, и сообщают «urbi et orbi» об « истинной сути » творений Набокова и « потаенной жизни » русского гения. Жестокость критики к подлинному таланту присутствует во все века, и глупо ужасаться довольно благополучной литературной судьбе Мак Наба (в сравнении, например, с такими же гениями слова, как Вийон, Мандельштам или Рембо ).

Сам Набоков неоднократно проигрывал ситуацию такой «мнимой разгадки» в своих произведениях («комментарии критиков» к: роману о Чернышевском в «Даре», замечания доктора Рэя к исповеди Гумберта в «Лолите», «разгадки» мистера Гудвина в «Истинной жизни Себастьяна Найта»), оказываясь первым «обывательским» критиком собственных шедевров. Однако на критиков, писавших о Набокове в ранний период творчества, это действовало в малой степени. После признания окончательного в 1955–62 гг. (успех «Лолиты», статья Г. Грина о романе, фильм С. Кубрика) тон критики сменился, но лишь до смерти писателя… Впрочем, гению рассчитывать на единодушный вой признания в начале пути не стоит никогда. К тому же, по замечанию Д. Свифта, едва ли можно оболгать в статейке, возникшей за неделю, монумент литературы, созданный за долгие годы огромным волевым напряжением гения… Статейка умрет скоро, шедевр умрет вместе с человечеством.

Набоков, помимо писательского дара, несомненно, обладал и даром филолога; но, как писатель, он стремился познать мир в его божественной полноте и оставить именно этот запечатленный образ в своих романах. Попробуем вспомнить этот мир волшебника Мак Наба хотя бы отчасти.

Биографии Сирина-Набокова, составленные различными литературными бездельниками, дают самую разнообразную трактовку произведениям Набокова, но почти одинаково выдерживают биографическую канву. Сын русских аристократов – «золотое» счастливое детство – карьера филолога и начинающего поэта – вынужденная эмиграция – гениальный писатель и рядовой преподаватель в американском университете – признание романа «Лолита» и всего того, что было до нее, – Швейцария, отель «Палас», верная жена-переводчик и сын – оперный певец – кончина в 1977 году, почти не замеченная на Родине Набокова. Мемуары самого писателя «Другие берега» и «Память, говори!» дают в большем степени представление о даре Набокова, нежели о его личной жизни; вероятно, перед автором не стояло задачи «само обнажиться» (по примеру Л. Толстого или Ж.Ж. Руссо). Мы постараемся, придерживаясь биографической канвы, прокомментировать по мере скромных сил наших ключевые произведения Набокова и поставить свои вопросы великому мастеру «игры с мнимой реальностью». Поскольку Г. Беара стало модно обвинять в «набоковизме», постараемся несколько приоткрыть кухню автора «Лолиты», чтобы догадливый читатель уже ни за что не спутал «Новую Лолиту» со «старой»… Что же, читатель, в путь!

Владимир Владимирович Набоков родился 22 апреля 1899 года в Санкт-Петербурге в семье юриста и политика В.Д. Набокова. Отец был выгодно женат на дочери промышленника Елене Рукавишниковой, и дети Набоковых жили в сказочной атмосфере красоты, не думая о несколько иной – на чердаках и в подвалах… Род Набоковых происходил, по мнению самого Набокова, от « обрусевшего 600 лет назад татарского князька по имени Набок ». Дед Володи по отцу был министром юстиции при Александре III, а дед по матери – богатым сибирским золотопромышленником. Такая родословная и соответствующее ей состояние предполагали блестящую жизнь в России и за ее пределами для первого сына Набоковых (в 1916 г. он даже унаследовал имение Рождествено, естественно, ненадолго), но увы… Набоков рос «ребенком домашним»: дом в Петербурге, лето в деревне, заботливые гувернеры и толковые учителя, Майн Рид в подлиннике, бабочки (в смысле «насекомые»), курорты в Европе, эротические фантазии и сновидения и т. д. В 1911 году Набокова отдают в Тенишевское училище для детей аристократов: начинается период его взросления, поэтических опытов и первых столкновений с «обществом» сверстников.

Тема «детского рая» станет одной из основных тем в творчестве Сирина-Набокова, и притягательность двенадцати-пятнадцатилетних девочек для мужчин зрелого возраста в его романах (Бруно Кречмар, Горн, герой «Лилит», Гумберт, Куилти и др.) заключена главным образом именно в их «детскости» и непосредственности, а не только в сексуальном обаянии. Тема счастливого детства навязчиво повторяется почти во всех русских романах и в мемуарах Набокова: наиболее автобиографично она заявлена в «Даре» и «Других берегах», есть проблески этой темы в «Защите Лужина», «Машеньке», «Приглашении на казнь». Общий композиционный блок здесь – гениальный мальчик, тонко чувствующий и относительно беззащитный, в окружении бездарно-пошлого мира, но под защитой чутких родителей или верных слуг. Тема в литературе не нова, но Набокову удалось передать очарование собственного «детского рая» со всегда его запахами и оттенками.

В училище Набоков « учился без особых потуг, балансируя между настроением и необходимостью» , его обвиняли в аристократизме и нежелании «жить полнокровной жизнью», под коей разумелось участие в многочисленных кружках и юношеских редакциях. Впрочем, стихи свои он печатал как раз в журнале «Юная мысль». Приезжал в училище и уезжал Володя на машине, что так же не добавляло ему любви и терпимости сверстников. В «Защите Лужина» есть один эпизод из детства главного героя, когда возмущенные его необщительностью сверстники пытаются засунуть голову Лужина в унитаз школьной уборной: возможно, нечто подобное пережил в школьные годы и юный Набоков. В 1916-м училище было закончено. 3 октября этого же года Набоков издает на свои средства сборник « Стихи», включавший 66 стихотворений. Позже он сам отзывался об этом весьма негативно, считая, что эту книжечку «никогда бы не следовало издавать». Критикесса Зинаида Гиппиус, сама пописывающая безобидные стишата, заметила отцу Набокова, что Володя никогда не станет настоящим писателем. Это глупое пророчество Гиппиус так и не забыла, пользовалась им всю оставшуюся жизнь. Отметим, что хотя литературный дебют Набокова не был ошеломляющим, он состоялся.