Софрон Тотыш - Сказки Шапкая

Дошло это до ушей Киндик-хана. Засмеялся он:

— Э, зачем обижаться. Всё это оттого, что Пус-Таг молодой ещё, скучно ему. В такие годы все бывают горячими. Жените его — всю дурь как рукой снимет.

Послушались горы, в верховьях Абакана девицу-гору высватали, к Пус-Тагу привели, вскоре свадьбу сыграли.

Но Пус-Таг после свадьбы ещё больше разошёлся. Кого за зелёные косы дёрнет, кому голову совсем набок свернёт.

Рассердились горы, и опять пошли к Киндик-хану, жаловаться стали:

— Надо как-то унять Пус-Тага. Нам совсем от него покоя не стало. Женили его, а он всё такой же, как шайтан. Однако скоро и тебя, Киндик-хан, начнёт задевать.

Киндик-хан так захохотал, что с его груди даже камни посыпались.

— Ну, потешные же вы. Всё забавляете меня. Поймите, вы, малодумающие, скоро у Пус-Тага дети будут. Тогда он никого больше не затронет, громкого слова никому не скажет. Ничего не надо делать. Помешкайте ещё.

Горы только пожали плечами. В душе не согласны были с Киндик-ханом, но на словах ничего не сумели возразить. Разошлись по своим местам.

Через несколько лун у Пус-Тага дочь Манак и сын Огудун родились.

Пока дети маленькие были, Пус-Таг со всеми в мире жил. А годы заматывались в клубок времени.

Дочка Пус-Тага, в отца, своенравной росла. Когда большая стала — ни с того, ни с сего поперёк реки Мрас-Су вдруг легла. Вода с трудом проходила под её каменным поясом.

Долго река уговаривала Манак:

— Почто так делаешь, Манак? — шумела Мрас-Су, — мне надо скорей к сёстрам и братьям бежать. Меня дед Далай ждёт. Ты ведь сама видишь, что твой отец меня и так стеснил. А теперь ещё ты поперёк легла. Пропусти меня.

Но Манак даже слушать не хотела Мрас-Су.

Мрас-Су напрягала все силы, чтобы пробиться. Но всё было напрасно. Манак только смеялась.

Наконец это заметил отец Пус-Таг.

— Что это ты делаешь, дочь Манак? Зачем реке дорогу загородила? — спросил он и сверкнул глазами.

Ничего не ответила отцу Манак, ещё дальше поперёк реки протянулась.

— А, так тебе и отец не указ?! — закричал Пус-Таг, в гневе вытащил кривую саблю, размахнулся и перерубил свою дочь пополам, по пояс, там, где билась и ревела Мрас-Су.

От этого удара на Мрас-Су до сих пор большой порог остался.

Отвернулся от дочери Пус-Таг, на сына Огудуна глянул. А Огудун спиной к отцу стоит…

— Что всё на восход глядишь? — спросил Пус-Таг. — Не задумал ли ты к Киндик-хану уйти?

Огудун не пошевелился, ни слова отцу не ответил.

— С тобою я говорю, сын! — громко крикнул Пус-Таг.

Огудун молчал.

Совсем рассердился Пус-Таг и саблей ударил сына по шее. Загремели камни, голова Огудуна скатилась на землю.

Вот почему Огудун и теперь с тупой вершиной стоит. А голова его — большая гора — Кара-Таг стала называться.

Услышав про это, встревожился Киндик-хан.

— Зря я, наверное, столько воли Пус-Тагу давал… Однако никто теперь с ним не справится.

Стал вытягиваться Киндик-хан, глядеть через горы на Пус-Тага. Заметил это Пус-Таг и в большую голову Киндик-хана чугунной стрелой прицелился.

— Ах, — подумал Киндик-хан, — врасплох захватил меня Пус-Таг. Знал бы я раньше, не допустил бы этого.

Тут крылатая стрела Пус-Тага прилетела со свистом и разбила голову Киндик-хана пополам.

Пус-Таг железный лук опустил.

— Какой же ты хан, — со мной сладить не мог. Пусть отныне имя твоё будет просто Поднебесный Зуб.

Потом оглянулся Пус-Таг и увидел — один он остался. Дочь перерубил, сын — без головы стоит, жена с горя обратно на Абакан убежала.

— Э-э! Что же я наделал здесь!.. — схватился за голову Пус-Таг и впервые, наверное, в своей жизни задумался. Так тяжело думал, что голова его совсем белой стала.

Посмотрите, и нынче гора Поднебесный Зуб с раздвоенной вершиной стоит, а Пус-Таг — горячая голова — зимой и летом белую шапку из толстого льда не снимает, охлаждает себя, чтобы новых бед не натворить.

Жил-был в наших краях один работящий лесоруб. Он за год столько вырубил леса, что из него можно было новый большой улус выстроить. Поэтому бай, у которого лесоруб работал, быстро богател. Оттого он с лесорубом даже за руку здоровался.

Но однажды лесоруб изувечил на работе правую руку. Рассердился на него бай и рассчитал лесоруба. И где бы с ним потом ни встречался — больше уж не только за руку, а и вообще здороваться не стал. Не нуждался в этом лесоруб, но стало ему всё же обидно.

Как-то раз лесоруб нашёл под деревом золотой самородок величиной с конскую голову.

— Эге, — подумал лесоруб, — станет ли теперь со мной бай здороваться?

Принёс золото домой, купил несколько амбаров, много товаров разных, начал торговать направо и налево, перебивая других купцов. Бедным людям товар дешевле продавал, с богатых — дороже брал.

Все стали восхищаться его богатством. Издали все баи и даже сам улус-торе* (*Улус-торе — начальник нескольких улусов) с ним здороваться начали. В праздник и не в праздник стали лесоруба в гости звать. Как почётного человека в передний угол сажать стали. Угощали так, что и во сне не снилось лесорубу.

«Эге, — думает лесоруб, — вот оно как! Когда в кармане есть — ты дорогой гость и тебе почёт. В кармане нет — не человек ты».

И решил он испытать, так ли это.

Продал весь свой товар. Деньги спрятал. А амбары сам ночью поджёг.

Слух по всем улусам пролетел, как птица. Все узнали, что богатство лесоруба сгорело и стал опять он нищим.

Сразу ни один бай с лесорубом здороваться не стал. Когда рядом проходили — никогда его не замечали. К кому бы ни зашёл лесоруб, ни один бай за стол не стал приглашать. А через несколько дней даже в свою ограду лесоруба пускать баи не стали.

Тогда лесоруб спрятанные деньги вытащил, опять товаров накупил. Снова стал торговать. Опять все баи и паштыки ему стали кланяться.

А лесоруб, не глядя на них, деньги в мешок положил и мешок посредине магазина повесил.

Зайдёт бай или паштык в магазин, начнёт с лесорубом раскланиваться, а лесоруб ему на мешок с деньгами покажет:

— Я ведь человек только. А ваше уважение — к мешку с золотом. Так вы ему и кланяйтесь.

Бай и охотник

Это было, когда наши деды ещё молодыми ходили. В одном улусе жил бай по имени Паюш. Имел он большое богатство и всю власть в улусе. Считал себя самым умным и хитрым человеком по всей Мрас-Су. Как хотел над людьми издевался и смеялся, всё ему с рук сходило.

Однажды в жаркий летний день Паюш сидел в своём просторном доме и пил чай с мёдом, в открытое окно посматривал. Но во всём улусе не было ни души. Люди на покос ушли или в лес на работу.

Томительно тянулось для бая время.

Вдруг он увидел, что мимо его дома охотник Кокан идёт.

— Ага, — обрадовался бай, сейчас я над ним потешусь!..