Трент Далтон - Мальчик глотает Вселенную

– Мам, пойдем, – говорю я. – Давай просто уйдем.

Затем она поворачивается лицом к буфету и заносит правый кулак над рядом из восьми старых обеденных тарелок в стиле кантри, когда-то принадлежавших бабушке Тедди, расставленных вертикально вдоль буфета за гибкой белой лентой. Она бьет их так, словно запрограммирована на это, как будто что-то механическое внутри нее управляет ее руками. Она даже не осознает того, что разбитая керамика рассекает ей костяшки; темно-красная кровь размазывается по осколкам, все еще стоящим позади ленты. А мы с Августом так ошеломлены, что не можем пошевелиться. Я не могу вымолвить ни слова – настолько растерян и ошарашен ее действиями. Кровь и кулаки. Удар за ударом. Затем ее кулаки разбивают стеклянную дверцу буфета, за которой стоят памятные кружки. Она протягивает руки и хватает кружку «Радио ФМ-104», и кружку «Мировая выставка Экспо-88», и кружку «Мужской кубок Мистер Совершенство»; и она выходит обратно в столовую и швыряет все эти кружки с размаху в голову Тедди; и третья кружка, «Мистер Совершенство», попадает ему прямо в правый висок.

И Тедди бросается на маму со слепой амфетаминовой яростью. Мы с Августом инстинктивно кидаемся между ним и мамой, пригнув головы для защиты, но он хватает нас за загривки и пригибает дальше к полу, к своим толстым коленям размером с крикетные шлемы, и он с силой и яростью прокладывает себе путь к маме, хватает ее за волосы сзади и тащит прочь из кухни. Он проволакивает ее по линолеуму кухонного пола, так сильно, что выдирает ей клочья волос. Он тащит ее вниз – дьявол тащит ее все ниже, ниже, ниже – по задней деревянной лестнице. Он тащит ее за собой, держа за волосы, словно волочит тяжелый ковер или срубленную ветвь дерева, ее зад и пятки сильно колотятся о ступени. И кое-что удивляет меня в эту секунду, совершенно ясная мысль посещает меня в этот момент, пока чудовище утаскивает мою маму в ад. Почему мама не кричит? Почему мама не плачет? Она молчит, и я вдруг осознаю, пока время в этот миг замкнуто в петлю и растянуто до бесконечности, что она не кричит из-за своих мальчиков. Она не хочет, чтобы мы поняли, как она напугана. Переполненный яростью, опьяненный скоростью психопат тащит ее за волосы вниз по деревянной лестнице, а она думает только о нас. Я смотрю на ее лицо, а она смотрит на меня. Детали. Невысказанные. Не бойся, Илай, пытается сказать ее лицо, пока монстр вцепился в ее голову. Не бойся, Илай, потому что у меня все под контролем. Я переживала вещи и похуже, дружок, переживу и это. Так что не плачь, Илай. Посмотри на меня, разве я плачу?

От подножия лестницы Тедди тащит маму к входной рампе собачьей конуры Бо и Эрроу под домом. Он сильно сжимает маму за шею сзади и тыкает ее лицом в собачью миску Бо и Эрроу. Она давится, когда ее лицо погружается в коричневое месиво из старых ошметков мяса и желе.

– Ты гребаное животное! – кричу я, с разбегу вонзаясь правым плечом Тедди в ребра так сильно, как только могу, но я не в состоянии сдвинуть его толстую и огромную тушу.

– Я приготовил тебе ужин, Фрэнки! – возбужденно орет Тедди, выпучив глаза. – Собачья еда! Еда для суки! Еда для суки! Еда для суки!

Я толкаю и бью его в лицо снизу, но удары не имеют никакого действия. Он ничего не чувствует в этот момент, и его не отпихнуть. Но тут большой серебристый предмет мелькает у меня перед глазами, и я вижу, как этот серебристый предмет входит в соприкосновение с головой Тедди. Что-то теплое, по ощущению похожее на плоть и кровь, брызжет мне на спину. Но это не пахнет кровью. Это пахнет бараниной. Это котел, в котором мы долго томили бараньи ножки. Тедди падает на колени, оглушенный, и Август вновь с размаху бьет его котлом, на этот раз прямо в лицо, и этот удар вырубает Тедди, укладывая его плашмя на жалкий бетонный пол под этим жалким унаследованным домом.

– Выходите на улицу, – спокойно инструктирует нас мама. Она вытирает лицо своей рубашкой, и она внезапно выглядит как воин в этот момент – не жертва, а древний воин-победитель, выживший в схватке, вытирающий чужую кровь с носа, подбородка и ввалившихся щек. Она бежит обратно в дом вверх по лестнице и спустя пять минут выбегает к нам на улицу с нашими сумками и рюкзаком для себя.

Часом позже мы садимся на поезд от Вакола до Нунды. В десять часов вечера мы стучимся в дверь дома сестры Патриции на Бейдж-стрит. Она сразу же принимает нас и не спрашивает, почему мы здесь.

Мы спим на запасных матрасах на веранде сестры Патриции. Мы просыпаемся в шесть утра и присоединяемся к сестре Патриции и четырем женщинам из бывших заключенных за завтраком в столовой. Мы едим «Веджимайт» [54] Густая паста темно-коричневого цвета на основе дрожжевого экстракта, национальное блюдо Австралии. на тостах и пьем яблочный сок с консервного завода «Золотой круг». Мы сидим в конце длинного коричневого стола, достаточно большого, чтобы за ним поместилось восемнадцать-двадцать человек. Мама молчит. Август ничего не говорит.

– Ну и? – тихонько говорю я.

Мама пьет черный кофе.

– Что «ну и», дружок? – спрашивает она.

– Ну и что теперь? – спрашиваю я. – Теперь, когда ты ушла от Тедди, что ты собираешься делать?

Мама вгрызается в свой тост, вытирает салфеткой крошки из уголков рта. Моя голова разрывается от планов. Будущее. Наше будущее. Наша семья.

– Думаю, сегодня ты переночуешь с нами, – говорю я. Я говорю так же быстро, как думаю. – Я считаю, тебе следует просто поехать с нами к отцу. Папа будет в шоке, когда тебя увидит, но я знаю, что он будет добр к тебе. У него доброе сердце, мам, он не сможет тебя прогнать. Ему это даже не придет в голову.

– Илай, я не думаю… – начинает мама.

– Куда бы ты хотела переехать? – спрашиваю я.

– Что?

– Если бы ты могла выбирать, где жить, а деньги не играли бы роли – где бы ты хотела жить? – спрашиваю я.

– На Плутоне, – отвечает мама.

– Так, ладно – давай где-нибудь в Юго-Восточном Квинсленде, – говорю я. – Просто назови место, мам, и мы с Гусом тебе это обеспечим.

– И как же вы, мальчики, предполагаете это сделать?

Август поднимает взгляд от своей тарелки с завтраком. Нет, Илай.

Я думаю секунду. Прикидываю в уме.

– Что, если я скажу тебе, что могу найти нам жилье в… ну, я не знаю… в Гэпе? – спрашиваю я.

– В Гэпе? – недоуменно повторяет мама. – Почему в Гэпе?

– Там хорошо. Много «аппендиксов». Помнишь, куда Лайл нас возил покупать «Атари»?

– Илай… – произносит мама.

– Тебе понравится в Гэпе, мам, – говорю я взволнованно. – Он красивый и зеленый, и прямо рядом большое водохранилище, окруженное кустами, и вода в нем настолько кристально чистая…

Мама шлепает ладонью по столу.

– Илай! – строго говорит она.