Array Коллектив авторов - Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века

Наставник выдернул у самого основания один тростник, отломил его верхушку-колосок и протянул мне стебель длиной примерно 3 чи. Он сказал:

– Иди, всасывай воду из реки, но запомни, стебель должен лишь слегка погружаться в воду.

Поначалу мне казалось, что это проще простого, но, начав, я понял, что это не так. Лицо мое покраснело, ноги стали как ватные, низ живота свело судорогой, но ни одной капли я не смог втянуть. Обернувшись, я взглянул на наставника, он нахмурился:

– Когда втянешь воду, тогда и домой пойдешь.

Только когда стало совсем темно, я вернулся в дом наставника, тот сидел вместе с женой у лампы, напоминавшей боб. Когда я вошел, женщина подала мне пиалку с рисом, но не успел я ее взять, как наставник заговорил:

– Воду втянул?

Я покачал головой.

– А тогда зачем вернулся-то? – Наставник вдруг поднялся и в гневе бросил свою трубку на пол, его и без того темное лицо стало еще чернее.

Только в этот момент я понял, что он не шутит.

Наставник отобрал у меня полпиалы ужина, хотя жена пыталась увещевать его словами: «Отец Тяньмина полностью оплатил его повседневные расходы, к тому же ребенок должен есть, чтобы расти!»

– Ребенок?! Какой из моих учеников не был ребенком? Да я сам, когда просил учителя взять меня к себе, три дня не ел!

Вечером я горько рыдал в кровати, потом вспомнил, как отец решительно оставил меня, а затем подумал, какая хорошая мать. Думал, думал и сам не заметил, как заснул. Казалось, что проспал совсем немного, как услышал покашливание. Я поднялся и подошел к окну: даже следов кроваво-красного солнца с той стороны горы не было видно.

В следующие десять дней я с тростниковой трубочкой в руках втягивал воду, стоя на отмели. Проезжавшие мимо люди зи деревни Тучжуан кричали издалека: «Господин Цзяо снова взял себе ученика!» А другие кричали: «Уж если этот пацан смог стать учеником господина Цзяо, то, судя по всему, у него есть способности!» Я слышал нотки печали в этих криках: вероятно, их собственные дети не понравились наставнику. У меня зародилась вера в себя, и я стал нормально заниматься самым скучным делом на свете – втягивать воду через трубочку.

Однажды в сумерках – я помню, в тот день на отмели было особенно много журавлей, они медленно парили над поверхностью воды, их ослепительно-белоснежные хвосты выделялись на ярко-зеленом фоне – я, как и миллионы раз до этого, наклонялся, втягивал воздух, но в итоге только крепко сжимал во рту холод. Погоняв воду во рту, я тихонько выплюнул ее на ладонь. Неплохо! Я втянул воду! Глядя на прозрачную и чистую воду на ладони, я словно отрешился от всего. Что-то смутное, что не выразишь словами, всколыхнулось в душе, горло постепенно напряглось. Сломя голову, я бросился в глинобитный дом наставника. Он сидел во дворике под карнизом и плел циновку из камыша.

– Получилось втянуть воду! – сказал я, делая паузы.

Я считал, что наставник улыбнется, кивнет головой и скажет, что теперь я смогу играть на сона. Однако все получилось не так. Наставник выслушал меня, вытащил из сложенного у ног вороха камышей самый длинный, очистил его и протянул мне. Я поставил трубку рядом – она оказалась выше меня, я с недоверием посмотрел на наставника, но он по-прежнему был погружен в плетение циновки, лишь через какое-то время он, подняв голову, сказал:

– Иди же! Продолжай втягивать воду!

Прошло два месяца и четыре дня, как я прибыл в Тучжуан, и тогда приехал Лань Юй.

Накануне его приезда вечером в Тучжуане прошел редкий ливень. На другой день утром я поднялся и увидел, что во дворе на коленях стоит мальчик. Он весь промок, одежда и штаны были вымазаны в грязи. Рядом с ним стоял мужчина тридцати с лишним лет, он также промок, непрерывно потирал руки, неотрывно следя за наставником.

Наставник же в этот момент в хлеву кормил корову, большими горстями он кидал траву в загон и ходил туда-сюда по двору, а на Лань Юя и его отца даже не смотрел, словно они были призраками. Я увидел, как неловко отцу Лань Юя, вспомнил, как сам прибыл сюда и посочувствовал людям, стоявшим во дворе.

В этот момент Лань Юй поднял голову и взглянул на меня, я слегка улыбнулся ему, измазанный в грязи Лань Юй улыбнулся в ответ, его улыбка была слабой и легкой, словно рябь на озере от камешка размером с большой палец. Спустя много лет Лань Юй сказал мне, что в тот момент, когда он стоял в грязи, у него было ощущение, что небо вот-вот обрушится, тогда он принял решение вернуться домой, невзирая на мнение отца, а остался он именно из-за моей улыбки.

Наставник согласился взять на обучение Лань Юя только после того, как его отец встал на колени в грязь. В тот момент наставник как раз шел к хлеву, держа в охапке траву. Тот необычный звук все еще звучит в ушах, я увидел, как ноги отца Лань Юя подкосились и вслед за этим вода перед ним разлетелась брызгами. Бум! Весь двор содрогнулся. Наставник обернулся и замер, а потом сказал:

– Вставай! Я могу посмотреть, подходит ли он для игры на сона. Если нет, то заберешь его обратно!

По сравнению со мной у Лань Юя было намного больше испытаний. Помимо всасывания воды он должен был еще дуть на куриное перышко, наставник бросил вверх перо, а Лань Юй должен был дуть на него, удерживая в воздухе и не давая упасть, пока наставник не докурит пачку табака. Еще была стрельба по мишени. Лань Юй должен был набрать в рот воды и с четырех шагов плюнуть ею в мишень на столе так, чтобы она упала. Я очень беспокоился за него, потому что даже черпак воды не мог втянуть до конца.

Лань Юй легко прошел все испытания, удивив не только меня, поражен был даже наставник. И хотя свое изумление он тщательно скрывал, но когда Лань Юй сбил мишени на столе, его брови сошлись на переносице, между ними пролегла узкая и глубокая ложбина. Сейчас я признаю, что таланта у Лань Юя было намного больше, чем у меня.

Лань Юй остался, спал он на той же кровати, что и я. Наставник торжественно представил меня ему, сказав:

– Это старший ученик, старший брат, вы должны быть теперь как родные братья, ясно? – Лянь Юй кивнул головой, и я тоже.

Ночью Лань Юй спросил меня:

– Здорово играть на сона?

– Не знаю.

Лань Юй изумленно повернулся ко мне:

– Как не знаешь? Ты же ведь тут уже два месяца!

– Я еще ни дня не занимался на сона!

– А чем же ты тогда занимаешься-то?

– Пью воду. Из реки.

После приезда Лань Юя детей, втягивающих воду из реки на отмели, стало двое. Проезжавшие мимо жители Тучжуана кричали, что наставник Цзяо опять взял себе нового ученика, и что все его ученики, играющие на сона, прямо как на подбор.

Когда мы втягивали воду, наставник с его командой более десяти раз выезжали из дома, они объездили все деревни Несравненного поселка. Мы с Лань Юем познакомились со всеми старшими братьями-учениками. Самый старший по возрасту был почти как мой отец, наставник сказал, чтобы мы с Лань Юем называли его «Старший брат», а нам было неловко, ведь это был взрослый человек, да еще и с бородой. Мы робко сказали: «Старший брат», и он погладил нас по головам, а потом рассмеялся, глядя на наставника. Тот сказал: «Скоро лепешки уже созреют!» Старший брат снова рассмеялся, широко раскрыв рот и шевеля бородой, из-за которой, когда он брал инструмент в рот, не были видны ни тростниковый мундштук, ни медное кольцо вокруг него.