Array Коллектив авторов - Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века

После получения заказа и накануне отъезда вся команда обычно собиралась, чтобы еще раз сыграть на сона. Во дворе выставлялся большой стол, на котором стоял чай из падуба и жареные соевые бобы, приготовленные женой наставника. Наставник и его ученики рассаживались во дворе, сначала обсуждая повседневные дела. В этот момент громче всех звучал громоподобный голос одного человека – второго брата. По словам супруги наставника, это был лучший ученик, самый способный и усердный, ему лучше всего удавались траурные мелодии, он их играл так, что рыдали все в погребальном зале. Поболтав о том, о сем, учитель кашлял два раза, все понимали намек и доставали из мешков сона. Первым делом надо было настроить инструменты, проверить, верна ли тональность сона. Потом наставник задавал мелодию: если заказ был на свадьбу, то играли веселую музыку в быстром ритме, которая легко разносилась по всему дворику. А если заказ был на траурную церемонию, то играли погребальную музыку, медленную и печальную, казалось, будто густой рисовый отвар льют на землю. Когда наставник заканчивал свою сольную партию, глаза у меня и Лань Юя были на мокром месте.

Большая часть семей из Несравненного поселка давала заказ на «Четырех мастеров», то есть исполнять мелодию должны были четыре мастера игры на сона. Большое внимание уделялось также и «Восьми мастерам» – тогда играли не только четыре мастера сона, а также один барабанщик, по одному игроку на чашах, гонге и тарелках. Обычно «Восемь мастеров» заказывали на крупные мероприятия с необыкновенным размахом. Жена наставника рассказала, что во время репетиции «Восьми мастеров» вся деревня Тучжуан собирается у них во дворе, тихонько слушают, а потом расходятся. Все-таки это сложное и дорогое выступление, не каждый может себе его заказать. Тем, кто живет недалеко от реки, повезло – они за год могут пару раз услышать его. Я спросил, нет ли чего-то покруче «Восьми мастеров». Жена наставника рассмеялась:

– Есть

– И что же это?

– «Сто птиц летят к фениксу», – ответила она.

– А как это играют?

– Это сольное выступление! – благоговение читалось на лице жены наставника.

– Сольное? А кто с ним выступал? – в изумлении спросили мы с Лань Юем.

Ночной ветер пошевелил волосы жены наставника, выражение лица было похоже на историческую книгу, лишь через некоторое время она сказала:

– Естественно, ваш наставник!

Через три месяца я смог выдувать воду через трубку тростника в человеческий рост, но на сона я так и не играл. Наставник сказал мне, чтобы я помог его жене выпалывать траву на кукурузном поле. Лето в Тучжуане, казалось, было намного жарче, чем в Шуйчжуане, а еще у нас в это время было очень влажно. Работая на поле, я говорил жене наставника, что Тучжуан хуже Шуйчжуана, у нас в Шуйчжуане не так жарко, а она смеялась, а отсмеявшись, сказала: «Мальчик-бродяга скучает по дому!» Когда мы в обед возвращались домой, я видел, как Лань Юй, присев и расставив ноги, втягивает воду из реки. Он был очень талантлив, всего через месяц наставник дал ему тростниковую трубку длиной в человеческий рост. Мне на это потребовалось на целый месяц больше времени.

После ужина Лань Юй пошел мыть посуду, это была его обязанность с тех пор, как он тут поселился. Поначалу я обрадовался: не надо было самому этим заниматься. Но не прошло и двух месяцев, наставник сказал мне отправляться с его женой работать на поле. И уже через полдня я хотел снова мыть посуду. Лань Юй делал это как-то особенно звонко, я знаю, что это такое – трудно избежать стука пиалок друг об друга, однако звук никак не может быть таким громким. Даже чайник он брад с оглушительным шумом – он наклонялся и кряхтел, как будто в руках не чайник, а каменный жернов. Очень скоро Лань Юй вышел из кухни, встряхнул мокрыми руками и посмотрел на наставника с супругой, всем видом он показывал, что все, что нужно было, он уже сделал.

Лань Юй удостоился похвалы от жены наставника:

– Лань Юй более проворно и шустро моет посуду, чем Тяньмин, – чуть погодя добавила: – Быстро-то быстро, но не так чисто, как Тяньмин.

Лань Юй не просто много болтал, он делал это умело. Сидя между наставником и его женой, он рассказывал разные удивительные истории из жизни Тучжуана, супруга наставника от его историй весело смеялась, и даже каменное лицо наставника время от времени расслаблялось. Я не обладал таким даром речи, как Лань Юй, поэтому всегда скучал в сторонке, похоже, что жена наставника это заметила, потому что она спросила меня:

– Тяньмин, ты что, по дому скучаешь? Если да, так съезди домой! – говоря это, она всё смотрела на наставника, как будто спрашивая мнение мужа, так как в этом вопросе не она принимала решения.

Когда заговорили о доме, мои глаза запылали, я действительно скучал по дому, по родителям, двум сестренкам, они наверняка тоже думают обо мне.

Я не сводил глаз с наставника, лишь через какое-то время он сказал:

– Пораньше выедешь, пораньше вернешься.

Я вернулся в Шуйчжуан.

Раньше мне все не нравилось в Шуйчжуане, но лишь я ступил на его землю, тут же обнаружил, что все в Шуйчжуане прекрасно: горы выше, чем в Тучжуане, вода зеленее, и даже люди более привлекательны.

Когда я вошел в ворота своего дома, мать сидела на корточках под карнизом и рубила траву для свиней, отец стоял на лестнице, утепляя крышу соломой. Увидев меня, мать бросила все, что было в руках, кинулась ко мне, она гладила меня по голове и лицу, приговаривая:

– Тяньмин вернулся, исхудал.

Руки матери пахли травой, этот запах показался мне особенно ароматным. Как давно я не видел лицо матери, кажется, оно стало более черным, при взгляде на мать мой взор помутнел.

– Бэньшэн! Тяньмин вернулся! – крикнула мать отцу.

Отец не слез с лестницы, он нагнулся, взглянул на меня и продолжил свою работу.

– С тобой же все нормально, чего вернулся-то? – донесся голос отца с вершины лестницы.

– Наставник разрешил мне вернуться, – ответил я, вытянув шею.

– Чего? Вот же, мать твою, никак не лезет! – он с размаху швырнул вниз деревянные платины для затыкания щелей, несколько разбились при падении.

– С ребенком все в порядке, чего ты на него орешь?

– Все в порядке? В таком порядке, что наставник его выгнал? – отец спустился с лестницы и злобно ткнул в меня рукой. – Ты, ты, ты… – он словно выплевывал слова.

Вечером мама приготовила мне солонину, даже сестренкам не давала съесть больше, она все подкладывала лучшие кусочки в мою пиалку. За столом отец все так же смотерл на меня с ненавистью, как будто хотел проглотить живьем.

– Когда назад поедешь? – спросила мать, положив мне последний кусочек солонины.

– «Пораньше выедешь, пораньше вернешься», – так сказал учитель.