Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 1

– С тех пор как мы встретились, много воды протекло под многими мостами, много было радости и смеха в нашем Плывущем Мире и, как всегда бывает в этой жизни, также печали и целое озеро слез, не по моей вине. Я вдруг вспомнила, что последний раз мы так торговались из-за контракта Ханы.

Его лицо превратилось в маску.

– Не говорить про Хану.

– Ах, прошу прощения, но я бы как раз хотела, пожалуйста, потому что, возможно, у меня есть решение для нее.

– Решения нет, – зло отрезал он. – Вылечиться нельзя, Хана мертва, Хана не имеет отношения к жемчужинам!

– Это так. Пожалуйста, успокойтесь и слушайте. Возможно, – мягко заговорила она, – возможно, мне удалось бы найти другую Хану, похожую на нее, но такую, у которой уже есть китайская болезнь.

– Нет возможно, – выпалил он, шокированный. – Болезнь очень плохая, очень скверная, уродливая.

– Да, перед концом, – терпеливо продолжала она. – Много раз бывало так, что ничего не проявлялось долгие годы. Вы еще не уродливы, по вам ничего не заметно, Фурансу-сан, могут пройти годы, пока это произойдет. Это зависит от вашей кармы. Стоит мне поискать такую?

Он открыл было рот, но ничего не сказал и лишь покачал головой.

– Послушайте, если бы я смогла найти новую Хану, тогда, если…

– Нет возможно!

– …если она понравится вам, а вы понравитесь ей, вы могли бы быть вместе до тех пор, пока… пока сами не решите… – Райко пожала плечами. – Не думайте о будущем, сегодня есть сегодня, и это главное правило нашего Плывущего Мира. Вы бы держали девушку здесь, я выстроила бы для вас новый дом, прежний мы, естественно, разрушили, вы обращались бы с ней как с Ханой, во всем, та же цена контракта, те же деньги каждый месяц на одежду и жилье, и она будет только вашей.

Ее взгляд уперся в него, проникая вглубь, и он понял, что она сейчас заглядывает к нему в самую душу, видит, как он извивается в лихорадочной, внезапно проснувшейся надежде и всем сердцем жаждет принять то, что избавит его от пытки – новость о его карме распространилась со скоростью света, теперь каждый дом закрывал перед ним свои двери, вежливо, о, очень вежливо, но все же закрывал, только Пьяный Город оставался открытым, – избавит от пытки, но при этом навсегда станет дамокловым мечом над его головой. И что еще хуже, вожделение в нем не пропадало, но наоборот усиливалось, желание иметь женщину превратилось в какую-то одержимость, которая однажды, две ночи назад, уже толкнула его на грань безумия с Анжеликой, не то чтобы после того случая он перестал желать ее, нет, он вожделел ее еще сильнее, чем прежде, и знал, что если облегчение не придет, он предпримет еще одну попытку и на этот раз добьется своего. Матерь благословенная, помоги мне, я не хочу заражать и ее тоже.

– Есть и еще одна возможность, – говорила между тем Райко, не сводя с него испытующего взгляда. – Мы можем обсудить ее позднее. Сейчас Хана.

– Не-надо-о-Хане!

– Я должна это сделать, Фурансу-сан. Сейчас. Вы хотели узнать, как она умерла, neh? – Райко увидела, как зрачки его глаз расширились, а дыхание почти остановилось. – После того как вы выбежали в ночь, а она, плача, поведала мне о причине, я была так же потрясена, как вы, и приказала ей убираться из дома и прокляла ее, хотя она была мне все равно что родная дочь. Конечно, вы были правы, и вы должны были бы убить ее, а не просто ударить, перед тем как уйти, вы правы, и, конечно, ее мама-сан должна была рассказать мне все, и она сама должна была рассказать мне сразу же, ка…

– Говорите, говорите медленно… больше медленно.

– Пожалуйста, извините меня, но очень трудно медленно, она должна была рассказать мне сразу же, как только узнала об этом. Я была вне себя и оставила ее, чтобы попробовать догнать вас, но вы уже скрылись из виду. Потом одна из прислужниц… это была Мейко. Мейко ворвалась ко мне и сказала, что Хана попыталась свершить харакири…

На лице Райко выступил пот. Это ни в коем случае не была первая попытка самоубийства, к которой она имела отношение. За сорок пять лет жизни в качестве ученицы, куртизанки, мамы-сан она видела их десятки, она даже родилась в Ивовом Мире, ее мать была опытной куртизанкой второго ранга. Многие попытки были успешными, к ножу прибегали редко, чаще принимали яд или бросались в воду, были и двойные самоубийства влюбленных пар, мужчина при этом всегда оказывался нищим, даже самурай. Но ни одна из них не была так ужасна, как то, что сделала с собой Хана.

Когда она вбежала в ней в комнату, она нашла девушку в агонии, плачущую и беспомощную, ее шея была располосована сразу в нескольких местах, но ни одна артерия или вена не были перерезаны, а дыхательное горло было только слегка задето. Немного воздуха, пузырясь, вырывалось из раны, которая кровоточила сильно, но все же недостаточно. Она скорчившись лежала на футонах, нож был рядом с ней, но ее рука никак не могла сжать его, и всякий раз, когда она пыталась поднять его, он выскальзывал у нее из ладони, а она не перставая плакала, в горле у нее клокотало, она давилась кровью, отрыгивала, умоляла простить ее и вскрикивала: «Помогите мне… помогите мне… помогите мне…»

– У нее не осталось никакого желания жить, Фурансу-сан, – печально проговорила Райко. – Я видела слишком многих, чтобы ошибаться на этот счет. Если бы она выжила после этой попытки, она повторяла бы ее снова и снова, до бесконечности. В этом мире, и уж точно в нашем, иногда действительно наступает время, когда лучше и разумнее уйти. Мы же обрываем страдания животных – будет правильно принести такое же облегчение и человеку. Поэтому мы помогли ей. Мы успокоили ее и вытерли кровь, потом усадили, и у нее было время произнести Наму Амида Буцу , потом я поднесла нож к ее горлу, и Хана с миром в сердце упала на него. Вот как она умерла.

– Вы… вы убивать… часть… часть убивать ее?

– Это был мой долг как ее мамы-сан, – просто сказала Райко. Опять она нерешительно помолчала, вздохнув. Не нужно больше проливать слезы. Я давно их уже выплакала. Ни одной не осталось. Сколько раз, когда я была в ее возрасте и когда жизнь и то, как мне приходилось зарабатывать свой рис, становились мне ненавистны, задумывалась я над таким же избавлением, однажды даже перерезала себе запястья, только мама-сан вовремя пришла на помощь и спасла меня, а потом, когда я поправилась, нещадно меня избила. Но она была права, моя мама-сан, как и я была права, потому что она знала, что у меня это было не серьезно, не как у Ханы, и я теперь даже не помню лица того мальчика, к которому она не пустила меня, помню только, что он был поэтом. – Перед смертью Хана попросила меня еще раз извиниться перед вами за нее. Молить, чтобы вы простили ее.

– Вы… вы… прощаете, прощаете?

Какой странный вопрос, изумленно подумала она.