Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 1

– Стой! Один выстрел поверх голов, Огонь!

Залп мгновенно сдул с толпы шум и ярость, и все тут же посмотрели в их сторону, даже драгуны, которых он застал врасплох, как и всех остальных. Кто-то круто обернулся, кто-то пригнулся, и в полной тишине сэр Уильям, красный от гнева, вышел на пространство, разделявшее враждующие стороны. Дальше по улице Ланкчерч и остальные замерли, словно громом пораженные. Ланкчерч держал в руке вторую зажженную тряпку, готовясь бросить ее вслед за первой, которая уже горела на веранде у деревянной стены дома, пламя разрасталось. При виде сэра Уильяма и морских пехотинцев вся компания брызнула в боковые улочки и стремглав понеслась назад к дому.

Все глаза были устремлены на сэра Уильяма. Он покрепче насадил на голову цилиндр и достал из кармана лист бумаги. Громким скрежещущим голосом он начал:

– Я зачитываю вам закон Ее Величества об охране общественного спокойствия и порядка: если данное незаконное собрание не разойдется немедленно, каждый мужчина, женщина или ребенок подлежит аресту… – Его следующих слов не было слышно из-за поднявшегося ропота и проклятий, однако толпа в ту же секунду начала таять.

Закон об охране общественного спокойствия и порядка 1715 года был принят парламентом после якобитского восстания, которое удалось подавить одной только безжалостной жестокостью. Новый закон был призван пресекать на месте любые противозаконные проявления недовольства. Он давал магистратам и мировым судьям право и вменял в обязанность зачитывать данный Акт любой группе людей, если в ней было более двенадцати человек и она представляла собой угрозу спокойствию в королевстве; собравшихся закон обязывал выслушать и подчиниться. Любой, кто оставался на месте по прошествии трех четвертей часа, подлежал немедленному аресту, заключению в камеру и, при доказанной вине, приговаривался либо к смертной казни, либо к пожизненной высылке по желанию Ее Величества.

Сэру Уильяму не пришлось дочитывать документ до конца. Улица опустела, остались только солдаты, генерал и самураи.

– Филип, поговорите с ними, скажите, чтобы, пожалуйста, шли домой. – Он мгновение наблюдал, как Филип подходит к ним, кланяется, как офицер кланяется в ответ. Славный парень, подумал он, потом повернулся и холодно посмотрел на генерала, раскрасневшегося и в поту.

– Доброе утро, Томас.

– Доброе утро, сэр. – Генерал отдал честь. Безукоризненно четко, но лишь потому, что вокруг были солдаты.

Сэр Уильям не стал приподнимать в ответ свой цилиндр. Боже, какой идиот, думал он.

– Приятный денек, ну? – небрежно проговорил он. – Предлагаю вам отпустить своих солдат.

Генерал сделал знак офицеру-кавалеристу, который втайне был очень доволен, что сэр Уильям появился вовремя, зная не хуже него, что японцы ни в чем не виноваты и что ему давно следовало бы дать приказ своим всадникам оттеснить толпу торговцев назад. Ну и сброд, подумал он, просто толпа распоясавшихся подонков.

– Сержант! – крикнул он. – Всех людей назад в казармы, потом разойтись. Исполняйте!

Солдаты начали строиться. Тайрер поклонился самурайскому офицеру в последний раз, весьма довольный собой, потом стал наблюдать, как они засеменили вдоль по улице к своим Северным воротам.

– Чертовски эффектная картина, Филип, вы здорово управились, – сказал Джейми Макфей.

– О? Да я как будто ничего и не сделал, – ответил Тайрер, изображая робкую застенчивость.

Джейми Макфей фыркнул. Он был в поту, сердце колотилось в груди, все это время он был уверен, что вот сейчас кто-нибудь нажмет на курок или выхватит меч.

– Черт, я уже думал нам конец. – Он бросил взгляд на сэра Уильяма, тот был погружен в односторонний разговор с генералом, который теперь побагровел еще больше. – Крошка Вилли задает перцу этому недоумку, – тихо произнес он с улыбкой. – Вот ведь дубина!

– Он… – Тайрер не договорил, их внимание привлек шум на улице. Самураи со всех ног бежали к одной из лавок на восточной стороне, которая была объята пламенем. – Боже милостивый, это же дом сеи… – В следующую секунду он уже бежал, Макфей – за ним по пятам.

Несколько самураев прыгнули на веранду и начали сбивать огонь, пока остальные торопились к большим бочкам с водой и кольцом ведер, которые стояли через определенные промежутки по всей деревне как раз на случай такой опасности. К тому времени, когда Тайрер и Макфей добежали до дома, пожар уже был почти потушен. Еще полдюжины ведер воды и последние языки пламени зашипели и погасли. Наружная стена лавки сгорела полностью. Внутри они увидели сею и рядом с ним асигару, пешего солдата. Оба они тут же вышли на веранду. Сея опустился на колени и поклонился, асигару поклонился. Они пробормотали слова благодарности. К изумлению Макфея, Хирага, человек, которого он и Тайрер знали только как Накаму, бесследно исчез. Но прежде чем кто-то из них успел открыть рот, офицер начал допрос сеи и пешего самурая.

– Как начался огонь?

– Чужеземец бросил в стену горящую тряпку, господин.

– Собачье дерьмо, все они! Ты составишь донесение и объяснишь причину этих беспорядков. К завтрашнему дню, сёя.

– Слушаюсь, господин.

Офицер, мужчина тридцати с небольшим лет с отметинами оспы на лице, прищурившись, заглянул в лавку.

– Где второй?

– Господин?

– Второй человек. Японец, которого загнали сюда гайдзины, – раздраженно произнес он. – Отвечай быстрей!

Асигару почтительно поклонился.

– Прошу простить, господин, здесь больше никого не было.

– Я отчетливо видел, как он вбежал сюда, он был при мечах. – Он повернулся к своим людям. – Кто видел его? – Все они смущенно посмотрели на него и покачали головами. Его лицо покраснело. – Обыскать дом немедленно ! – Обыск был тщательным, но нашли только семью сеи и его слуг. Их выгнали на веранду, где они попадали на колени, поклонились и остались сидеть на коленях. Они отрицали, что видели кого-нибудь. Короткое замешательство, потом Тайрер и Макфей, потеряв от изумления дар речи, увидели, как офицер вдруг вышел из себя и напустился на семью сёи.

Асигару и воины стоически вытянулись по стойке смирно и замерли, как изваяния, все остальные уткнулись головами в землю, дрожа, пока он осыпал их ругательствами. Без всякого предупреждения офицер подступил к асигару и наотмашь хлестнул его по лицу тыльной стороной ладони. Тот остался стоять неподвижно, изо всех сил пытаясь сохранять бесстрастное выражение под обрушившимся на него градом ударов и обвинений. Офицер что-то крикнул пронзительно, сёя мгновенно поднялся на ноги и встал рядом, не делая никаких попыток уклониться, пока самурай в исступлении бил и его по лицу с той же жестокостью; женщины и дети против воли морщились при каждом ударе, но головы не поднимали.