Тарас Прохасько - НепрОстые (сборник)

Бар функционировал очень просто. Себастьян ехал, пока автобус кто-нибудь не останавливал. Желающий заходил в бар, и они ехали дальше. Если же тот не хотел никуда ехать, Себастьян съезжал с дороги, и бар какое-то время работал на одном месте.

Иные клиенты могли неделями ездить в баре без всякой цели.

Некоторые заезжали слишком далеко, и Себастьян вынужден был возвращаться.

Порой бар надолго задерживали в каком-нибудь селе.

Бывало, что неожиданно приходилось собираться и куда-то мчаться.

Можно было договориться о приезде бара на определенное время.

И так далее, и так далее.

58. Себастьян успевал водить автобус, обслуживать клиентов и воспитывать Анну. Перед каждым городком он останавливался и шел в него сам, чтобы – по старой снайперской привычке – сначала обследовать город. Кроме того, он должен был выслушивать разные истории, чтобы пересказать что-то от кого-то где-то кому-то. Эта устная почта настолько утомляла Себастьяна, что он уже не мог вспомнить что, где, когда и с кем происходило. Он ездил по эпосу, не прикасаясь к нему.

59. Единственное, о чем он говорил с клиентами вполне осознанно, были своеобразные взаимные исповеди, лишенные изысканной стилистики, но чрезвычайно богатые сюжетами – кто что любит и не любит, кому что нравится и не нравится, вкусно или нет.

Себастьян считал такие разговоры изначальным катехизисом, обязательным первым уровнем каждого сосуществования.

Так что, встречая любого гостя уже во второй раз, он хорошо знал – к чему тот привык, а что можно предложить попробовать.

60. Больше всего любили бар в отдаленных селах, где жило мало людей и мало что происходило.

В распоряжении каждого обитателя такого села было всего-навсего несколько собственных историй. Каждую из них он бесконечное количество раз рассказывал всем, кого знал, так же точно, как они рассказывали несколько своих. Таким образом циркулировала пара неизменных сюжетов, которые трудно было разделить на пережитые и услышанные.

Приезд автобуса с незнакомыми пассажирами давал возможность приобщиться к чему-то иному. И по-новому изложить свое, которое, вырываясь из зачарованного круга слушателей, снова набирало вес.

61. Интересные вещи случались иногда, когда сходились знакомые и их знакомые, говорили о знакомых и рассказывали истории про знакомых знакомых, услышанные от знакомых.

Не раз бывало такое, что кто-то мог выслушать от незнакомого человека удивительную историю, которая оказывалась про сaмого слушателя.

Или: часто за одним столом говорили о ком-то, не подозревая, что этот кто-то сидит за соседним.

62. Одно время так постоянно было с Северином. Все говорили про то, как он завел иностранных туристов в горы к каким-то чудным грибам, от которых туристы спятили, а Северин ослеп, но все-таки вывел туристов к людям. Эта история по-разному рассказывалась много раз.

Никто не знал, что Северин жил тогда у Себастьяна и все время был в автобусе. Хорошо, что не слышал всех этих небылиц, потому что закладывал в уши и в нос вату, смоченную джином – чтобы окончательно рассосалась опухоль в мозгу, которую он не захотел дать удалить младшему Млынарскому.

Много всяких легенд о себе приходилось выслушивать орнитологу, которого в баре считали бродячим философом – со временем он, пересказывая и пересказывая трактат, перестал упоминать Витгенштейна.

63. Невероятнее орнитофила была, может быть, только дочка папы римского. Никто не мог знать – правда это или нет, но то, что она так говорила, – правда. В конце концов, с ней никто не собирался спорить – все были рады видеть невозможное.

Дочка папы римского писала пьяные пьесы. По крайней мере, так она назвала свой писательский метод.

Ей как-то надоело мириться с тем, что большая часть интересного происходит тогда, когда она пьяна – самые важные разговоры, самые смешные шутки, самые афористичные мысли, самые оригинальные идеи, самые парадоксальные решения самых болезненных проблем. И беда в том, – ощутила она, – что все это за минуту невозможно припомнить. Поэтому дочка папы римского начала напиваться с карандашом в руке, записывая каждое сказанное и услышанное слово. Динамика ее пьес сильно зависела от выпитого. Иногда ближе к концу персонажи говорили совершенно непонятные вещи. Да более того, дочка папы римского внедрила еще один эксперимент – ремарки точно указывали количество и качество напитков, и авторесса требовала, чтобы актеры пили все это на сцене по ходу спектакля. Ничего удивительного, что случались интересные импровизации, которые заводили действие в непредвиденные дали.

Автобус Себастьяна на несколько лет стал ее творческой лабораторией, кабинетом, мастерской и жильем.

64. В 1942 году дочка папы римского собралась писать пьесу про цыганских детей, которые убежали из лагеря, и венгерских жандармов, которые их разыскивают. Жандармы приходят к заключению, что детей может вычислить ребенок, представляющий себе, как дети думают и ведут себя, и зовут на подмогу девочку-детектива. Девочка находит цыганчат, хотя и не очень легко – речь идет о различии культур и цивилизаций (на самом деле детям встретился старый Бэда, он провозил их в своем броневике до конца войны).

Восьмилетняя Анна была нужна для изучения детского языка. Дочка папы римского напоила ее коварным сладким молодым вином.

Когда Анна отоспалась и протрезвела, то так рассказала отцу про прививку яблонь, груш, персиков и черешень, что Себастьян поверил – она была внутри деревьев и плавала в соке по сосудам.

65. С тех пор Непростые время от времени передавали Себастьяну сигареты, которые нельзя было выкуривать.

На внутренней стороне сигаретной бумажки Непростые рисовали схему, по которой Анна могла найти то или иное дерево и привить его определенным черенком.

Они ездили в указанные места баром.

66. Вообще-то, ездить автобусом было очень приятно. В нем хорошо пилось и красно говорилось, из него далеко виделось, им как-то обминались все опасности – удавалось приехать немного раньше или счастливо запаздывалось.

Не беда, что часто не хватало еды, что зимой приходилось торчать в заносах и горели руки от мытья посуды в холодной воде, а писать – просто в снег за дверьми, что летом бывало так жарко, аж приходилось постоянно смачивать одежду в лоханке с дождевой водой, а ночами, когда становилось прохладнее, казалось, что снаружи непрерывно идет дождь – в окна набивались рои насекомых, что требовалось бесплатно поить полицию и офицеров.

67. Осенью 1944 года автобус пришлось бросить в Красношоре. В тот же день Себастьян и Анна стопом доехали до Кёнингсфельда – их взяли на рамы селяне, что ходили к Тэрэсве подбирать брошенные немцами велосипеды.