Юргис Кунчинас - Via Baltica (сборник)

И тут, как снег на голову, сам Асин, работодатель. Полистал журнал, видит: придраться не к чему, и остался вроде доволен и не доволен. Доволен – ясно почему, а не доволен, скорее всего, потому, что этот прохвост (его выраженьице!) Болеслав оказался прав: работал я добросовестно. Асин мне даже прибавку пообещал, а на прощание сообщил (с каким-то особенным раздражением), что Болека он со службы выгнал:

– Классиком, понимаешь, заделался! Всякие там вечера, выступления, читательские конференции, а работу кто будет делать? Пускай себе развлекается, я себе другого нашел, неписучего!

К осени, когда Via Baltica вновь ожила и работы вдруг навалилось столько, что я забросил свои соломенные поделки, в поле моих наблюдений ненароком попал Болеслав! Не один – его сопровождал Матуконис, тот наш участковый. Не учуял я, каким боком все это выйдет! Сами выпивку принесли, и у меня имелась заначка – «премиальные» за доблестный труд. Уселись за стол, а я тогда все выбегал на улицу поглядеть на пролетающих птиц. Выяснилось, что писатель прибыл сюда не случайно, а – для написания художественного очерка о базарских татарах: шорниках и скорняках. Приютил его участковый, но и в мою берлогу он будет заглядывать! Я почему-то не слишком обрадовался, хотя именно Болек меня сюда трудоустроил.

Наутро все опять повторилось. Болек (он тут и проспал всю ночь) выпил стопку и полез целовать ручки супруге Чапаса. И участковый явился не запылился. Стало мне как-то неловко, хотя понятно – все пьяные одинаковы. Но одно дело с Чапасом раздавить пол-литра и совсем другое – пить с таким опасным начальством. А они тут оба начальство – один участковый, другой специалист по татарам. Вышел я в то утро на улицу, гляжу – сидит в ольшанике сокол, редкая птица! Кинулся за журналом – журнала нет! Нет и нет! А все время висел на веревочке, на заметном месте. Гости на мой вопрос развели руками. Записал я сокола на тетрадном листке, в книге потом отмечу. Уселись опять за стол. Уже и все анекдоты вспомнили, и о бабах вволю наговорились, снова стало смеркаться, а они сидят и сидят! Участковый клянчит у старухи Чапене то солененького, то чего-нибудь кисленького. А Болек базарит про муки творчества. Я тогда заснул как убитый – тоже не воду пил, а разбудил меня пан участковый, весь опухший, зато уже в милицейской форме! Рядом – парторг Кляйнис и еще человек из конторы, по прозванью Жучок. Сидит за чистым столом и что-то строчит.

– Одевайся! – командует участковый. – Поедем прокатимся!

Ржет как мерин и наливает мне полный стакан домашней, а я спросонья не сообразил и ухнул его, как стакан кефира. Закусываю огурцом, а он, подлец, наливает снова. Я, хоть и бухой, а забеспокоился – откуда такая щедрость и что это за сборище?

– Во! – говорит участковый присутствующим, – глядите! Видали, что за пьяница поселился в нашей деревне! Спровадим его отсюда, спокойней будет!

Тут уж меня проняло – я их всех обложил по матери.

– Вот, товарищи, зафиксируйте, как он здесь выражается!

И вытаскивает из своего трепаного портфеля мой журнал наблюдений.

– Во, во! – продолжает. – Вот что он пишет, слушайте! Пеликан! Чудеса: через наши Базары пролетел пе-ли-кан! Ну, что вы на это скажете? В журнале записано!

Присутствующие ржут, бьют себя по коленям, гогочут, как нанятые (позже выяснилось, что их действительно наняли за бутылку).

– За кого он нас принимает?

Сплю я, что ли? Где Болеслав? Ничего не соображаю, только вижу под окном председательский «газик». Ага!

Я кидаюсь к дверям, но участковый, видно, того и ждал! Подставил мне ногу, подонок, я и бряк на пол, губу расквасил. Лежу, не рыпаюсь.

– Вставай, не валяй дурака, поехали! Пеликан! Пишет всякую чушь, да еще задаром! Дармоед! Алкаш! Алиментщик!

Мой паспорт, гляжу, у него в руках. И обтерханный военный билет. Весь я в его руках, красных, как обложка билета. Теперь помолчу: ничего не изменишь, а понапишет – потом разгребай! Как все ловко! Уходя, он еще мне подсовывает рюмашку, а я, стыдно сказать, беру, опрокидываю ее и… эх! Дорога не долгая – дыр-дыр-дыр, и мы уж в райцентре. Via Baltica! Вот вам и пеликан!

Чиррр – болт уже во втулке. Чир-чиррр – и второй уже там. У конвейера прохлаждаться нетрудно, над головой не каплет. Сосед только что угостил глотком чефиря-чифиря. Можно жить. И «лечиться» недолго осталось, мой курс на исходе. И весна на носу. Чапас писал, что участковый наш «погорел», приятная новость! Читаю дальше: нет, не в переносном смысле сгорел, а в самом прямом – воспламенился от водки. Белая горячка его сожгла – delirium tremens, так вроде бы по латыни. На похоронах, написал старик, даже пальнули несколько раз: дело в том, что еще при отце всех народов, товарище Сталине, участковый подстрелил не просто лесного, а какую-то важную птицу…

Самым странным образом повел себя Асин, глава Птичьего департамента. Узнав, какая участь постигла его лучшего наблюдателя, он даже пытался меня выручать, но понял, что поезд ушел, и махнул рукой. Одно не давало ему покоя: в далекие задрипанные Базары никто не желает ехать – очень уж захолустное место, даже по меркам развитого социализма. А по моим письменным наблюдениям какой-то международный центр установил, что как раз над Базарами перелетные птицы меняют азимут: одни поворачивают к Италии и Египту, а другие летят на юг Франции и Азорские острова. Ничего себе, а? Одним словом, Базары, похоже, их перевалочный пункт… Вот Асин и ждет не дождется, когда я «выздоровлю», приду в себя и вернусь в эту татарскую деревеньку международного уровня. В «зоне для пьяниц» (выражение Асина) он меня навестил, даже несколько раз, гостинцы мне приносил, как больному. Дурачок он, однако! Кто же в такие места носит груши, соки, американские сигареты? Я же не матадор, не ковбой и автогонщик! В другой раз принес уже сала, «Приму» и сунул тайком две пачки чая, но опять не нашего лучшего – «Чай черный байховый, № 36», – а дорогой и неэкономичной «экстры». Ну да ладно, не велика беда.

– Ты подумай, какие мерзавцы! – Трет лысину Асин. – Не поверили в пеликана! Ты не бойся, я тебя поддержу, только возвращайся в Базары! Знаешь, того участкового больше нет, помер.

– Знаю, – говорю я ему. – Ясно, вернусь в Базары, лучше места не найти!

– Уж ты не сердись, что я на тебя, того, косо поглядывал, – просит птичий начальник. – Я тут договорился с начальством, будут тебя отпускать в город. Придешь к нам, научим препарировать и чучела делать, а? Естественно, будешь работать не за спасибо. Хватит на алименты и все остальное!

Мы улыбнулись – все-то он знает! Ну и пусть держит меня за раба. Пусть когда-нибудь использует мою писанину и защитит какую-нибудь диссертацию или опубликует мои наблюдения, как свои, – ну и что с того? Пускай клепает статьи про мою Via Baltica для международных орнитологов, пусть использует плоды моего труда! Главное, что я снова смогу жить в избе у Чапасов, плести корзины, мастерить из соломы фигурки, а может, и чучела, если только выучусь и мне понравится. Чего уж еще-лучше? А сегодня приглашает меня капитан Майковский, начальник отделения нашей пьяной колонии, и сообщает: с завтрашнего утра у тебя будет пропуск в город – с девяти ноль-ноль до девятнадцати ноль-ноль! И улыбается, сыч: видать, Асин пообещал ему охоту в заказнике. Только велел не таскать в зону чай, водку и, упаси Боже, таблетки! Что я, дурак? А вечером, перед самой поверкой, листал я одну газету и даже присвистнул. Вот тебе на! «Очень редко, – писали в разделе „Любопытное рядом“, – пеликаны гостят и в наших широтах. Одна такая птица была замечена на прошлой неделе в Куршском заливе у Прейлы. Невиданное создание сразу же привлекло внимание местных жителей. Птица была не пугливая, дала себя сфотографировать…В этом столетии пеликаны в Литве замечены уже в четвертый раз…»