Хуан Гомес-Хурадо - Красная королева

С уважением,

Др. Агуадо

Антония звонит сразу же.

– Не ожидала услышать вас в такой час.

– Мне больше нечем было заняться.

Агуадо сообщает ей, что отправила фотографию татуировки в сотню салонов по всей Испании.

– Шансы очень небольшие. Я попросила помочь мне распознать татуировку, ссылаясь на дело об изнасиловании. Многих это, конечно, оттолкнет, но среди тату-мастеров немало женщин. Возможно, кто-то из них нам поможет.

Этот ход даже отчаяннее попытки утопающего схватиться за соломинку. Но ничего другого им не остается.

– Есть еще кое-что, – говорит Агуадо. – Я не стала писать об этом в письме, это было бы не очень профессионально. Если основываться только на очевидных фактах, по фотографии мало что можно выяснить, поэтому я и указала возраст как «неопределенный». Но чем дольше я смотрю на фотографию, тем больше убеждаюсь, что этому мужчине около пятидесяти лет.

– И на чем основана ваша убежденность?

– Не на научных фактах. А на его позе, фигуре… Поэтому я и хотела с вами об этом поговорить. Интуиция никогда не являлась для меня доказательством. Но есть такие вещи, которые ты просто знаешь . И если выяснится, что я права, и возраст Эсекиэля действительно окажется таким, это будет очень странно.

Антония медлит с ответом, раздумывая об интуиции доктора Агуадо.

Большинство серийных убийц начинают свою чудовищную карьеру до тридцати лет. Это естественное следствие того, что внутренняя тяга к насилию начинает активно расти в молодом возрасте. О серийных убийцах написано бессчетное количество страниц, сняты десятки фильмов и сериалов, где они представлены типичными злодеями и где их наделяют специфическими, легко узнаваемыми характеристиками: сломанное детство, грубое обращение с животными, пиромания, постоянное стремление к сексуальному удовлетворению. Все это порой и правда встречается у серийных убийц, но далеко не всегда. Подобное упрощение является плодом общественного воображения, которое не понимает феномена серийного убийцы и рисует карикатурный образ, не соответствующий реальности. В одной только Испании более миллиона психопатов. Из них крайне мало кто доходит до убийства: большинство ведут обычную с виду жизнь. Довольные своей должностью директора по персоналу, министра или владельца какого-нибудь бара. О зле, которое они причинят, никогда не снимут фильм.

О многих психопатах мы никогда ничего не узнáем. Или узнáем, но слишком поздно. Луису Альфредо Гаравито [30] Колумбийский серийный убийца. было сорок два года, когда его задержали. Один бездомный закидал его камнями, когда тот собирался увести мальчика. К тому времени на счету Гаравито было уже сто семьдесят детей, убитых им за шесть лет.

Печальная реальность такова, что наука еще только стоит на пороге изучения человеческой психики. И впереди – огромное неизвестное пространство.

Печальная реальность такова, что мы не можем проникнуть серийным убийцам в голову.

– Вы еще здесь, Скотт?

– Да. Я просто задумалась о том, что в таком возрасте уже редко начинают совершать подобные поступки.

– Я знаю. Поэтому и говорю, что странно. Разве что его потребность в насилии росла очень медленно или была совсем не заметна окружающим. К этому возрасту склонность к жестокости обычно уже проявляется.

– С другой стороны, были случаи, когда образцовые с виду люди совершали немыслимые преступления. Вспомните родителей той девочки из Сантьяго-де-Компостела [31] Асунта Бастерра, 12-летняя девочка, убитая приемными родителями. .

– Конечно. Но я склонна думать, что Эсекиэль не подходит ни под одну из описанных типологий.

– Вам кажется, что в его действиях просматриваются психопатические черты?

– Без всяких сомнений имеются признаки социопатии. Нарциссизма. Садизма. Но я все пытаюсь понять, почему о Эсекиэле до сих пор не говорят СМИ.

Это как раз больше всего и сбивает Антонию с толку. Почему Эсекиэль не предал свои действия огласке? Ведь это так типично для похитителей. Любой серийный убийца, самовлюбленный по определению, наслаждался бы, слушая свое имя на всех радиостанциях и каналах. Он мог бы привлечь внимание всей страны и всего мира одним только кликом, одним только твитом, так почему же он не хочет этим воспользоваться?

– Что-то во всей этой истории от нас ускользает. Какой-то ключевой элемент.

– Возможно, нам поможет татуировка, – говорит Агуадо. – К сожалению, больше мне пока ничего не удалось найти. Но поверьте, я делаю все, что в моих силах.

– Спасибо, доктор.

Едва она вешает трубку, ей снова звонят. На этот раз Ментор.

– Вы разбудите моего мужа, – говорит Антония.

– Очень смешно. Я проверил номерной знак 9344 FSY. Такси с таким номером не существует. Он принадлежит «Рено Мегану». Согласно реестру, хозяйке машины двадцать три года.

– Значит, номер краденый.

Машина, на которой редко ездят. Отвертка. Белая заклепка (три евро за упаковку в пятьдесят штук). Молоток. Пять минут, чтобы поменять номерные знаки. И жертва может несколько дней ничего не замечать, потому что кто же смотрит на номера своей машины, прежде чем сесть за руль?

– Похоже на то. Мы поищем эту машину, может, так нам удастся найти такси.

– Получается, что водитель такси обо всем знал. И значит, Эсекиэль действовал не один.

Для убийцы-психопата это уж совсем странно.

Антония вешает трубку. Снова неотрывно глядит в стену. Прокручивает в своей необъятной памяти десятки преступлений серийных убийц, их мотивы, их модус операнди . Безуспешно ищет параллели.

Всю ночь ей нет покоя.

Джону Гутьерресу журналисты не нравятся.

Так предполагает Бруно Лехаррета, приближаясь к кафе отеля «Де-лас-Летрас». Сейчас только без пятнадцати семь, а инспектор Гутьеррес уже принял душ, разоделся, надушился и теперь завтракает. Яичница с беконом, апельсиновый сок, шесть тостов и целый бассейн кофе.

Этот неотесанный болван налил себе кофе в миску для хлопьев.

То, что инспектору Гутьерресу и правда не нравятся журналисты и в особенности Бруно Лехаррета, становится очевидно: как только Бруно появляется в кафе, Гутьеррес тут же делает такое лицо, будто собирается ему врезать. Даже кулаки сжимает. Бруно Лехаррета, самопровозглашенная легенда баскского журнализма, наслаждается, глядя на это свирепое выражение лица, как иные наслаждаются, разглядывая Джоконду или Сикстинскую Капеллу.

– Какого хера ты тут делаешь?

– И вам доброе утро, инспектор.

Лехаррета садится напротив инспектора Гутьерреса. Ему приходится подвинуть одну из переполненных тарелок, чтобы освободить немного места для своей записной книжки, ручки и диктофона. Джон смотрит на его рабочие принадлежности так, словно тот положил на стол использованный шприц и семь граммов героина.