Хуан Гомес-Хурадо - Красная королева

Взгляд Парры застилает пелена газа (который вступил в реакцию с его глазами, превратившись в тысячи крошечных жгучих кинжалов), и это просто чудо, что ему удается отыскать дверь. Впрочем, чудеса случаются. Возможно, помог медальон.

На лестничной площадке Парра вдыхает чистый воздух – но лишь одну секунду. Дым неотступно следует за ним. И этот один-единственный глоток свежего воздуха практически не приносит ему облегчения. Его воспламененные бронхи отчаянно протестуют, спазмы в животе усиливаются. Капитан падает на колени. На секунду он вспоминает своего младшего сына Лукаса, который меньше недели назад сидел у него на плечах. Парра хватается за живот и поддается рвотному рефлексу. Он избавляется от нескольких капель желтоватой слизи, однако теряет при этом драгоценное время. Ядовитый дым теперь окружает его со всех сторон, и он уже не знает, ни где лестница, ни где Оканья.

Я не оставлю тебя здесь. Я не оставлю тебя здесь.

Он отыскивает своего товарища на ощупь. Левая рука нащупывает лицо Оканьи, правая хватается за плечевую лямку бронежилета. Но куда его тащить? Парра не знает. Вслепую, ползая на коленях, он пытается найти хоть какой-то ориентир.

Но не находит.

И вдруг правая рука касается лестничного поручня. Парра хватается за него, словно утопающий за спасательный круг. И ползет на коленях вверх по лестнице, таща за собой тело Оканьи, которое то и дело цепляется за ступеньки. Каждый рывок, каждые двадцать сантиметров подъема сродни восхождению на Эверест.

Парра преодолевает одиннадцать ступеней, прежде чем добраться до безопасной точки, в которой газ, будучи тяжелее воздуха, уже не может его достать.

Из последних сил он вытягивает наверх Оканью и кладет его рядом с собой. Капитан уже практически без сознания.

Он все еще держится одной рукой за поручень, а другой сжимает лямку бронежилета своего товарища, когда снаружи раздаются сирены.

Последнее, о чем думает Парра, прежде чем лишиться чувств, – это о фразе, которую он так и не сказал перед выходом из фургона.

По моей команде отправьте его в ад. [52] Цитата из фильма «Гладиатор».

Лучшие фразы всегда приходят в голову слишком поздно.

Николас резко отворачивается от экрана. Он больше не хочет смотреть. Все кончено.

Ноутбук все еще работает, но веб-камеры отключились. Колонки, из которых доносились крики, передают теперь лишь помехи. Связь между его прежней квартирой и убежищем прервалась. Впрочем, времени, чтобы покончить с незваными гостями, хватило.

Она была права. Они все-таки вышли на его след. Но мы оказались хитрее.

Тут нечем хвалиться , думает он. Ведь погибли полицейские.

Он хватает свою тетрадь и начинает писать с чистого листа.

Я согрешил против шестой заповеди , пишет он. Я не хотел этого делать, но у меня не было выбора. Моя миссия слишком важна. Унизить сильных мира сего, показать им, что их могущество ничего не стоит по сравнению с силой правосудия. Мы все во власти Бога, и я лишь исполняю Его волю.

Он вырывает лист и поджигает. Бумага горит, но Николас не чувствует, что его грехи рассеиваются вместе с дымом, как это обычно происходит. На этот раз у него никак не уходят из головы погибшие полицейские. Они не были наделены ни властью, ни богатством. Они были ему ровней.

Но ведь они служили Нечистому. Они служили Мамону, демону богатства и жадности. А служить двум господам одновременно – невозможно, говорит себе Николас, не понимая, что его собственная душа насквозь пропитана грязью.

Когда взорвалась его первая бомба, которую он готовил с таким усердием, с таким вниманием к каждой мелочи, его охватило чувство гордости. Ведь что-нибудь могло пойти наперекосяк, но нет, все сработало как надо.

А потом в колонках раздались крики. Крики боли, отчаяния, растерянности. Крики смерти. И тут к нему пришло осознание, что за всем этим стоит он. Николас засомневался, стоит ли нажимать на вторую кнопку – ту самую, что привела в действие бомбу, окончательно уничтожившую всех полицейских. И в итоге убрал руку.

Но сзади тут же подошла Сандра и, наклонившись через его плечо, нажала клавишу на компьютере. Без колебаний, без угрызений совести.

Николас не поднял головы. Он не хотел встречаться с ее осуждающим взглядом. Сандра отвернулась и ушла. А он остался наедине с черными экранами, с помехами, доносящимися из колонок, и со своей грешной душой, которую огонь не в силах очистить.

Карла Ортис продолжает орать и колотить в дверь, но Сандра велела позволить ей прокричаться. Николаса раздражает шум, он обостряет его страдание и напоминает ему о собственной жестокости, однако ему не хочется перечить Сандре.

Он открывает тетрадь на чистой странице.

По сути, я хороший человек , пишет он.

Затем внимательно разглядывает написанное. Буквы расплываются, пляшут перед глазами, меняются местами; слова теряют смысл.

Он вырывает лист, бросает его на пол и начинает заново.

Я нехороший человек , пишет он.

И на этот раз буквы остаются на своих местах.

Ни у Джона, ни у Антонии не останется четких воспоминаний о следующих часах их жизни. В памяти сохранится лишь набор разрозненных мгновений, застывших во времени моментов.

Антония звонит из машины Ментору и кричит в трубку. Джон проезжает на красный свет на пересечении улиц Сан-Висенте и Арриаса. Чуть не сбивает мужчину лет тридцати в дешевом костюме. С бутылкой в левой руке. На лобовое стекло выплескивается немного сидра. Красный свет светофора превращает янтарные капли в сверкающе-кровянистые.

Джон показывает свое удостоверение сотруднику муниципальной полиции, перекрывшему движение по улице Сан-Кануто. Полицейский что-то отвечает, одной рукой показывая куда-то в сторону, а другой пытаясь задержать Антонию, которая в этот момент пролезает под оградительную ленту. Ее спина касается ленты как раз в месте пробела между словами ПРОХОД и ЗАПРЕЩЕН, превращая прямую линию в неправильный треугольник. При других обстоятельствах Антония обязательно обратила бы на эту деталь внимание, но только не сейчас.

Парамедики из службы спасения толпятся вокруг носилок. Один из них нажимает раненому на грудную клетку, другой надевает ему на лицо маску. Огни машины скорой помощи, уже отъезжающей вместе с Серверой, озаряют лица парамедиков словно потусторонним сиянием.

Спасатель в кислородной маске вытаскивает наружу еще один труп и кладет его рядом с остальными тремя, уже выложенными в ряд на тротуаре и накрытыми серебристыми изотермическими одеялами. Вместо того чтобы отражать огни полицейских и спасательных машин, металлизированное покрытие одеял как будто поглощает их. Словно лежащие под одеялами тела пытаются вобрать в себя последнюю каплю жизни.