Эдмон Ростан - Романтики

Нет, может быть, Сильвета.

О боже…
Помните… у нас картинка эта…

В гостиной: «Блудный сын». Так жалок и убит
И я…

Он на ногах, ей-богу, не стоит.

Устал ужасно я.

Вы ранены?

Сильвета,
Сильвета милая, скажите, неужели
Простить несчастного теперь бы вы могли
И не лишить его привета?

Простите, сударь мой; обязанность отцов
Была закалывать упитанных тельцов,
А я тут ни при чем.

Однако… это рана?..

Пустяк, царапина.

Ну, где же были вы?
Что делали? Все по следам романа?

Что делал я… увы!

И кашель?

Ночью я не разбирал дорогу.
Случалось часто по полям бродить…

А насморк там легко схватить…
В каких лохмотьях вы!

И это слава богу!
Разбойники могли мне даже их не дать.

Про ваши подвиги извольте рассказать!
Что ж, много счастия, любви, интриг, успеха?

Сильвета, милая, теперь мне не до смеха.

Не раз по лестнице взбирались на балкон…

И насмерть чуть не убивался…

Остался в памяти свиданий миллион?

Три дня я в запертом шкафу скрывался.

Выигрывали вы галантные пари?

И в руки грозному супругу попадался.

С гитарою в руках певали до зари?

И на голову мне не раз летели вазы.

Узнали все: любовь, страдания, экстазы,
И, наконец, – дуэль? По правде, вы герой.

Чуть жизнью за свою дуэль не поплатился.

И после жизни вдруг такой
Вы возвратились к нам?!

Да, друг мой, возвратился,
Ограблен, изможден, и жалок, и убит.

Зато поэзию достаточно узнали!

О, как безжалостны вы стали!
Узнал я, что одно рассудок мне твердит,
Что ездил я искать по свету
Того, что было уж моим;
Узнал, что я люблю Сильвету,
И что Сильветой я любим!..

А наше разочарованье?

Одно пустое испытанье.

А козни наших стариков?..

Я все забыть теперь готов.
Сильвета, я прозрел. Теперь я вижу ясно,
Что оскорбились мы напрасно!

Но их притворная вражда?

Все это пустяки, Сильвета, да, да, да!
Любовь же наша не была притворной!..

Сказали сами вы, что старая стена…
Театром кукольным для нас была она!

Забудьте этот лепет вздорный.
Да, кукольный театр… но как хорош был он!
Кулисы были нам тогда деревья парка,
Над нами ласковый спускался небосклон,
Растений вьющихся, глицин склонялась арка.
У рампы яркие блестели светляки,
Оркестр невидимый был – майские жуки,
И трели соловья, и ветерка дыханье;
И доносилось к нам цветов благоуханье.
Нам солнце и луна давали даром свет,
И был у нас Шекспир суфлером;
А пьесу дивную дала играть актерам
Любовь! Сама любовь! Любовь в семнадцать лет!

Но мы лишь думали, что любим мы преступно…

Преступны были мы! Казалось недоступно
Тогда ведь счастье нам; пойми, не знали мы
Отцов хитросплетенья;
Мы не страшились преступленья,
Сходясь среди полночной тьмы!

Ты думаешь?

О да! Страсть бушевала бурно
Тогда у нас в сердцах, и мы на все пошли;
Любви мы клятвы, честь мы в жертву принесли,
Любить друг друга было очень дурно.

Да? Дурно?

Очень, милый друг!

А все-таки мне жаль, что вдруг
Опасности и не существовали.

Но мы-то этого и не подозревали.

И похищенье и дуэль –
Все это ложь была…

Сильвета, неужель
Был ложью страх ваш непритворный
И храбрость детская моя?

Нет! Не могу без боли думать я;
Все эти факелы, убийца этот черный,
И маски, и плащи – вся эта красота
Была лишь выдумка пустого Страфореля!

А разве выдумка – ночь трепетная та
И роскошь юного апреля?
Что ж, Страфорель тогда усыпал небосклон
Алмазными мерцавшими звездами?
Скажите мне, в тени, между кустами
Благоухать заставил розы – он?
Он, может быть, рассыпал всюду краски,
Оттенки нежные рубина, янтаря,
Которыми блестела та заря?
Он воздух напоил дыханьем теплой ласки,
И выплыть из-за туч заставил он луну?

Конечно, нет…

Не он ли создал ту весну,
Которая тогда в сердцах влюбленных пела?
Его ли власть волшебная велела
В любви признаться нам? Скажи, ведь нет?

Все это так, но…

Слезы! Дорогая!
Так, значит, я прощен? Я вижу твой ответ!

Мой бедный, ведь тебя любила и всегда я…

Я вновь нашел тебя! Прочь, горе и печаль!
Как вешние цветы, как ветра дуновенье,
Вся, вся ты хороша. О дивное мгновенье!