Луиджи Лунари - «Трое на качелях» и другие пьесы

Фокс. Ну, конечно, дорогой, мне это было интересно! И даже очень. К сожалению, я понятия не имею, что вы имеете в виду, говоря о ваших проектах.

Падре Гатти. Мы и собирались рассказать вам об этом.

Фокс. Что-то я слышал краем уха об обществе Охраны материнства и младенчества…

Сенатор Орси. Вы намекаете на Дом беспризорных детей?

Падре Гатти. Это благотворительное учреждение, которое опекает более трехсот подкидышей по всей Италии…

Фокс. За сто евро чистыми в день на душу… за счет государства…

Сенатор Орси. Только не говорите мне, что ваша дочь обходится вам меньше, чем сто евро в день.

Фокс. Не скажу. (Кротко). Но я еще ее и кормлю.

Падре Гатти. У них высококалорийная и обильная еда, доктор Фокс, это я вам гарантирую.

Сенатор Орси. Падре Гатти – духовный отец Дома беспризорных детей. К тому же не стоит их перекармливать? Нас же потом съедят эти взрослые, помешанные на диетах, формах и лишних килограммах?

Падре Гатти. Братья, я боюсь, что так мы утонем в деталях. Сегодня в Риме стольким учреждениям подобным нашему, разные политиканы и демагоги угрожают закрытием… И мы здесь не гарантированы от такого… Поэтому, если бы сейчас вы порекомендовали кого-нибудь… а лучше самого себя… в административный совет Общества… Вы сможете сами сделать несколько шагов?

Фокс. Да.

Падре Гатти. Тогда пойдемте, я вам кое-что объясню.

Берет его под руку. Уходят.

Сенатор Орси (почувствовав свободу с заметным нетерпением, Коломбо). Вы, действительно, в этом уверены?

Джакомо. С его сердечными проблемами он не протянет и двух месяцев. Вы разве не видите, что он едва держится на ногах?

Сенатор Орси. Да, но когти и язык у него все еще в порядке!

Джакомо. Прошу вас, сенатор, только никому: вчера вечером у него был повторный приступ.

Сенатор Орси. Потому мы и следуем советам, которые вы нам дали: рассказываем о наших делах, втягиваем его, предлагаем ему доли в них, ключевые должности, даем ему…

Джакомо. Давайте, и вам воздастся.

Сенатор Орси. Да-да, вы правильно говорите. Но проблема в том, что он в ответ не открывает своих карт, не предлагает ничего взамен. А если он неожиданно умрет? Я в таком случае остаюсь с дохлой мухой в кулаке.

Джакомо. Но есть я. А я, уверяю вас, в курсе всех его дел.

Сенатор Орси (после паузы). Место в административном совете Дома беспризорных детей… вас устроило бы?

Джакомо. Только в качестве гарнира.

Сенатор Орси. Вот как? А… что бы вам было интереснее?

Джакомо. Мне нравятся банки.

На веранде появляется Мария Виттория, всем видом показывая, что было бы лучше, если присутствующие покинули сад.

Сенатор Орси (не замечая ее). Мои возможности в банках очень ограничены…

Джакомо. Не скромничайте, сенатор Орси. Мне, к примеру, достаточно известно о вашей роли в руководстве «Католического банка Ланге»… Пройдем в мой кабинет.

Сенатор Орси. А вы не боитесь? Стены имеют уши.

Джакомо. Не только стены. Деревья тоже.

Орси, с недоумением оглядев деревья, следует за Коломбо по лестнице на веранду и в дом.

Мария Виттория, дождавшись их ухода, спускается в сад. В руке у нее книга. Спустя некоторое время появляется Бьянка Мария.

Бьянка Мария. Почему ты ушла, Мария Виттория? Я ведь с тобой разговаривала…

Мария Виттория. Мама, я не хочу больше никаких разговоров!

Открывает книгу и делает вид, что читает.

Бьянка Мария. Что ты делаешь?

Мария Виттория (сухо). Я читаю, мама, не видишь?

Бьянка Мария. Почему ты говоришь со мной таким тоном?

Мария Виттория. Потому что ты задаешь бессмысленные вопросы. Очевидно же, что я читаю.

Бьянка Мария (мягко). Было бы очевидно, если б ты не держала книгу вверх ногами, Мария Виттория.

Мария Виттория нервно переворачивает книгу, с силой захлопывает ее и прекращает ломать комедию.

Ты даже не знаешь, что я хочу тебе сказать… Я много думала сегодня ночью… Вчера вечером события застали меня врасплох… Первая моя реакция была… она соответствовала той роли, которая… роли матери… Но сегодня ночью, пока твой отец читал, я притворилась спящей и размышляла… Мне так живо представилось, в какую трагедию может превратиться твоя любовная история… как разрушится твоя жизнь… Я спрашивала себя, не является ли это Божьим наказанием за мои грехи…

Мария Виттория (нервно перебивает ее). Какие у тебя грехи, мама! И что это за мелодраматический лексикон: трагедия любви, разрушенная жизнь! Как будто я должна умереть старой девой из-за того, что этот засранец… Только не падай в обморок, мама, прошу тебя!

Бьянка Мария. Можно, я продолжу?

Мария Виттория. Прости, я тебя слушаю.

Бьянка Мария. Еще я думала, что ты будешь счастлива, несмотря ни на что. Конечно, удар был очень сильным… но что поделать… все мужчины одинаковы! Чтобы убедиться в этом, не обязательно становиться несчастной. В том, что случилось, нет твоей вины. И его тоже. Никто не может отвечать за то, что случилось до его рождения. Думаю, даже в Евангелии можно найти что-нибудь в этом роде… В общем, вы поженитесь и будете счастливы.

Мария Виттория. Мама!..

Бьянка Мария. Я знаю, что ты хочешь сказать: позиция твоего отца. Я подумала и об этом. Он никогда не выступал против равенства между людьми, если только это не касалось экономических вопросов. Следовательно, и он, по сути, не может иметь ничего против доктора Коломбо, которого знает много лет и к которому прекрасно относится. Конечно, твой отец очень принципиален в вопросах, касающихся нашей семьи. Но я знаю, как можно снять проблему. Поскольку респектабельность семьи – это, прежде всего, внешние приличия, достаточно, чтобы… недоразумение с отцом доктора Коломбо сохранялось в абсолютной тайне… чтобы об этом ничего не узнала твоя тетя Анджела… ни она, ни кто другой…

Мария Виттория. Мама, но это самое обыкновенное лицемерие!

Бьянка Мария. Ты осмеливаешься считать лицемерами своих родителей? (Пауза). И почему самое обыкновенное? Мне, напротив, оно кажется резонным, хорошо продуманным. Это то, что иезуиты называют ложью во спасение… или притворством во спасение…

Мария Виттория. О Господи, мама!

Бьянка Мария (принимается вязать). Однажды, когда ты была совсем маленькая, твой отец привел адвоката Галли, убежденного атеиста, на заседание приходского комитета. Был ли он лицемерен, пытаясь приобщить своего друга к Церкви? Нет, он пытался выступить посредником в этом богоугодном деле… Что касается решения твоей судьбы, Мария Виттория… знаешь, я никогда ему не перечила… за исключением одного раза… Мы тогда только что поженились… и он все время ошибался в ударениях, он говорил «рубрИка» вместо «рУбрика», «выстУп» вместо «вЫступ» и еще кое-что. Я чувствовала свою правоту и потому была настойчива… И сегодня твой отец произносит эти слова правильно… Видишь, не такой уж он упрямец, каким может показаться с первого взгляда.