Элиф Батуман - Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

Заключительная часть пути лежала через не то прошлую, не то будущую стройку, обширное пространство оранжевой глинистой земли и камешков. Ходьба через эту территорию рождает чувство безнадежности, будто бежишь во сне – правда, потом понимаешь, что все было наяву, поскольку туфли сделались оранжевыми. Оранжевая глина уступала место редкой травке, и, наконец, моя цель – Девятиэтажный дом, самое большое здание в университете. Когда здешний дворник, с которым мы потом подружились, оставлял мне свой почтовый адрес, он написал: «Самаркандский государственный университет, Девятиэтажный дом, дворнику Хабибу». «Я так получаю всю почту», – объяснил он.

По утрам в холле Девятиэтажного дома полно серьезной молодежи. Девушки – с накрашенными ярко-красной помадой губами и в платьях до лодыжек, парни – в светлых рубашках, темных штанах и остроносых туфлях. Золотозубые улыбки сверкают на солнце. Охрана в форме проверяет пропуск и заставляет проходить через металлодетектор, который, похоже, не подключен.

Лифт вечно не работал, и поэтому я пешком шагала на пятый этаж, где меня ожидал преподаватель языка, аспирант-философ Анвар. (Как потом выяснилось, его специализация – марбургская школа неокантианства.) В качестве пособия Анвар пользовался советским учебником 1973 года, где узбекский язык подавался исключительно через призму хлопководства: ценный урок того, как мономания структурирует мир. Раздел о месяцах и временах года рассказывал, когда хлопок сеют и когда собирают, а раздел о семье – какую роль в хлопководстве играют те или иные ее члены.

– Рустам работает на прядильной фабрике весь год, а его младшая сестра Наргиза еще учится, – читала я. – Поэтому она собирает хлопок только летом вместе с остальными школьниками.

– Ты поняла? – спрашивал Анвар.

– Да.

Анвар кивал:

– Я так и думал.

Учебник мы освоили за две недели. Базовая грамматика – почти турецкая, бытовая лексика – тоже, хотя в словоупотреблении есть некоторые отличия. Скажем, слово «ит» и в узбекском, и в турецком означает «собака», но по-узбекски это просто собака, а по-турецки – беспородная презренная дворняга. Турок в Узбекистане не перестает удивляться, почему узбеки говорят о своих собаках столь уничижительно. И наоборот, стандартное турецкое окончание глагола будущего времени в узбекском тоже существует и выполняет ту же функцию, но придает слову возвышенный литературно-героический оттенок.

– Можно его использовать, если хочешь сказать: «Президент Каримов приведет свой народ к славе», – объяснял Анвар. – Но нельзя, если хочешь сказать: «Анвар поедет в Ташкент забрать визу для кого-то из друзей Махмудова». (Анвар по совместительству работал секретарем проректора Махмудова.)

Когда мы прошли учебник по хлопководству, Анвар стал придумывать собственные грамматические тексты, где неизменно фигурировали одни и те же персонажи: президент Каримов и бедняга Анвар. Мне особенно нравилось слушать о полной невзгод жизни бедолаги Анвара в роли аспиранта. Однажды утром, например, Анвар отправился в библиотеку за книгами для своей диссертации. В библиотеке Самаркандского государственного университета нет открытого доступа к фондам, как нет и полного каталога: в требовании ты пишешь, какие примерно книги тебе нужны, а потом надеешься на лучшее. Анвар подал заявку сразу после открытия. К обеду ее еще не выполнили. Библиотека закрылась на перерыв, а библиотекарь и вовсе сгинул. Через несколько часов он был обнаружен спящим в укромном углу и отправлен в подвальные философские фонды, где вновь исчез. На тот день заведение работу завершило, и Анвар побрел домой. Получив через два дня телефонное уведомление, бросился в библиотеку, и там его ждала кипа книг… в арабском письме, которое упразднили в 1928 году. Чтобы прочесть книги, Анвару пришлось просить деда.

– Но деду философия неинтересна. Он стал читать только после того, как я всю субботу провозился с сорняками у него в капусте. А в тот день жара стояла особенная…

За последние семьдесят пять лет узбекская орфография менялась многократно, и это – отражение того факта, что к 1917 году не было стандартного письменного или устного языка под названием «узбекский». Бытовал целый ряд несистематизированных тюркских диалектов, причем носители одних далеко не всегда могли понять носителей других. Принятый в регионе литературный язык, чагатайский тюрки, был неизвестен большинству узбеков, уровень грамотности которых советские власти оценивали в два-три процента.

Еще более примечательно, что сама концепция узбекской этнической принадлежности появилась только в советский период. В докладе, опубликованном в 1925 году Комиссией по изучению племенного состава населения России и сопредельных государств Всероссийской академии наук, говорится: «Узбеки не могут считаться столь же единой и четко выраженной этнической группой, как казахи, киргизы или туркмены». Так кто же такие узбеки? Существовали ли они вообще?

Слово «узбек» вошло в употребление еще в четырнадцатом или пятнадцатом веке, им обозначали широкую конфедерацию кочевых тюрко-монгольских племен Средней Азии – региона, уроженцы которого идентифицировали себя главным образом по принадлежности к племенам и кланам, а не к национальным или этническим сверхгруппам. В девятнадцатом веке Россия решила обойти Британию с ее Индией и занялась колонизацией Средней Азии, запустив вековое стратегическое соперничество: в ход пошли гибридные войны, марионеточные ханы, двойные агенты. В Англии этот конфликт известен как «Большая игра», а в России специального названия не было. В 1867 году появилось российское Туркестанское генерал-губернаторство, административной столицей которого стал Ташкент. Когда к российскому генерал-губернатору обращались скептически настроенные посланники из мусульманского мира, он предъявлял впечатляющий документ в золотом переплете с перечислением безграничных полномочий. Узбеки называли его «полуцарь».

После революции 1917 года туркестанцы решили, что от русских отделались, и учредили автономное правительство, ликвидированное в 1918 году Красной армией. С целью предупредить дальнейшие пантюркские инициативы Ленин создал Комиссию по районированию Средней Азии. Комиссия собрала карты, этнографические обзоры, данные по экономической инвентаризации и переписи населения и приступила к разделению туркестанских уроженцев на пять «этногенных» категорий: узбеки, таджики, туркмены, казахи и киргизы. Большинство местных жителей не могли идентифицировать себя ни с одной из пяти. Были даже карикатуры, где изображалось, как представители разных племен в народных костюмах испытывают комические беды при заполнении документов о национальной принадлежности. К 1924 году слово «Туркестан» вышло из обращения. При Сталине его включили в число «запрещенных политических концепций и наименований».