Тэд Уильямс - Трон из костей дракона. Том 1

Некоторое время Саймон внимательно наблюдал за Моргенесом, чтобы убедиться, что тот над ним не потешается, и позволил себе наконец смущенно улыбнуться. Ему понравилось, что доктор назвал его «молодой ястреб».

– Хорошо. Я сожалею, что солгал вам. Но если у меня есть острый ум, почему вы не показываете мне по-настоящему важных вещей?

– Например? – спросил Моргенес, и с его лица исчезла улыбка.

– О, я даже не знаю. Магия… или еще что-нибудь.

– Магия! – прошипел Моргенес. – Так вот о чем ты все время мечтаешь, мальчик? Неужели ты думаешь, что я какой-то знахарь или дешевый придворный кудесник и должен показывать тебе фокусы? – Саймон ничего не ответил. – Я все еще зол на тебя за обман, – добавил доктор. – И почему мне следует тебя наградить?

– Я буду выполнять любые ваши поручения, в любое время, – пообещал Саймон. – Я даже помою потолок.

– Вот уж нет, – ответил Моргенес. – Я не допущу, чтобы ты меня начал запугивать. Вот что я тебе скажу, парень: забудь свое бессмысленное увлечение магией, и я буду в течение месяца отвечать на все твои бесконечные вопросы, а ты не будешь должен ничего записывать! Как тебе такое предложение?

Саймон нахмурился, но ничего не ответил.

– Ну ладно, я позволю тебе прочитать манускрипт, описывающий жизнь короля Престера Джона! – сказал доктор. – Я помню, что ты спрашивал о нем раз или два.

Саймон нахмурился еще сильнее.

– Если вы начнете учить меня магии, – предложил он, – я буду приносить вам каждую неделю один из пирогов Джудит и бочонок Станширского темного из кладовой.

– Вот видишь! – торжествующе воскликнул Моргенес. – Видишь, мальчик! Ты так уверен, что магические трюки принесут тебе власть и удачу, что даже готов воровать, чтобы взятками убедить меня начать тебя учить! Нет, Саймон, я не стану заключать с тобой такую сделку.

Саймон снова разозлился, но сделал глубокий вздох и сильно ущипнул себя за руку.

– Почему вы так настроены против магии, доктор? – спросил он, когда немного успокоился. – Потому что я поваренок?

Моргенес улыбнулся:

– Даже если ты все еще работаешь на кухне, Саймон, тебя нельзя назвать поваренком. Ты мой ученик. И в тебе нет никакого порока – если не считать возраста и незрелости. Ты просто не понимаешь, о чем просишь.

Саймон опустился на стул.

– Я не понимаю, – пробормотал он.

– Вот именно. – Моргенес сделал еще один глоток эля. – То, что ты называешь «магией», на самом деле лишь действие явлений природы, силы стихий, таких, как огонь и ветер. Они подчиняются законам – но их очень трудно выучить и понять. А многим и вовсе недоступно.

– Но почему вы не хотите научить меня этим законам? – спросил Саймон.

– По той же причине, по которой не дам зажженный факел ребенку, сидящему на стоге сена. Ребенок – я не хочу тебя обидеть, Саймон – не готов к такой ответственности. Лишь те, кто в течение многих лет изучают другие предметы и дисциплины, могут начать постигать Искусство, которое так тебя завораживает. Но даже и тогда они не всегда в состоянии справиться с его властью. – Старик снова приложился к элю, вытер губы и улыбнулся. – К тому времени, когда большинство из нас готовы использовать Искусство, мы уже настолько стары, что понимаем – лучше оставить его в покое. А для молодых оно слишком опасно, Саймон.

– Но…

– Если ты скажешь: «Но Прайрат…», я тебя лягну, – заявил Моргенес. – Однажды я уже говорил, что он безумен – или еще того хуже. Прайрат видит только власть, которую дает Искусство, и игнорирует последствия. Спроси меня о последствиях, Саймон.

– А какие послед… – тупо начал Саймон.

– Нельзя использовать силу и не платить за это, Саймон. Если ты украдешь пирог, кто-то другой останется голодным. Если ты будешь скакать на лошади слишком быстро, она умрет. Если ты используешь Искусство, чтобы открыть двери, Саймон, у тебя не останется выбора, когда из них появятся гости.

Разочарованный Саймон оглядел пыльную комнату.

– Зачем вы написали эти знаки над дверью, доктор? – наконец спросил он.

– Чтобы ко мне не пришли чужие гости. – Моргенес наклонился и поставил кружку, и тут какой-то золотой и блестящий предмет выскользнул из-за ворота его серого одеяния и начал раскачиваться на цепочке. Казалось, доктор ничего не заметил. – Сейчас я должен тебя отослать. Но запомни этот урок, Саймон, подходящий как королям, так и сыновьям королей. Все имеет цену. И власть тоже, пусть она и не всегда очевидна. Обещай мне, что ты запомнишь мои слова.

– Я обещаю, доктор. – После слез и криков у Саймона слегка кружилась голова, словно он долго бежал без отдыха. – А что это такое? – спросил он и наклонился вперед, не сводя глаз с золотого маятника.

Моргенес взял его в руки и протянул Саймону, чтобы он мог взглянуть.

– Это перо, – коротко ответил доктор.

Когда Моргенес спрятал блестящий предмет, Саймон успел заметить, что конец золотого пера прикреплен к свитку, вырезанному из жемчужно-белого камня.

– Нет, это ручка, – удивленно сказал Саймон. – Ручка, сделанная из птичьего пера, не так ли?

– Ну ладно, ручка, – проворчал Моргенес. – А теперь, если тебе больше нечем заняться, кроме как допрашивать меня о моих личных украшениях, отправляйся на кухню! И не забудь о своем обещании! Помни о нем!

Возвращаясь в крыло для слуг по окруженному живой изгородью саду Внутреннего двора, Саймон размышлял о событиях этого странного утра. Доктор узнал о письме, не стал его наказывать, не вышвырнул вон с приказом больше никогда не возвращаться. Однако наотрез отказался учить магии. И почему его слова о подвеске с пером вызвали у Моргенеса такое раздражение?

Саймон шел, рассеянно срывая бутоны роз, пока не уколол палец о шип. Выругавшись, он поднял руку – на кончике пальца, точно одинокая алая жемчужина, красной бусинкой выступила кровь. Он засунул палец в рот и почувствовал вкус соли.

В самую темную часть ночи, в переломный момент Дня обманов, по всему Хейхолту прокатился оглушительный грохот. Потревоженные люди проснулись в своих постелях, а колокола Башни Зеленого Ангела загудели в ответ.

Часть молодых священников, с радостью игнорировавших полуночные молитвы в эту единственную в году ночь свободы, попадали со стульев, на которых сидели, пили вино и поносили епископа Домитиса; сила удара была столь велика, что даже самые пьяные ощутили накатившую волну ужаса, словно с самого начала понимали, что Бог рано или поздно выкажет им свое неудовольствие.

Но когда напуганные священнослужители, чьи бритые головы в шелковом лунном свете походили на бледные грибы, выбежали во двор, чтобы выяснить, что произошло, никто не узрел природного катаклизма, которого все ожидали. Если не считать лиц других разбуженных грохотом обитателей замка, с любопытством выглядывавших из окон, ночь оставалась тихой и светлой.