Тэд Уильямс - Трон из костей дракона. Том 1

Вскоре неприятные ощущения за поясом штанов напомнили ему о манускрипте Моргенеса, но после того как он несколько сотен шагов пытался нести стопку пергаментов в потных руках, Саймон сдался и засунул их обратно. Старик попросил их спасти, и он выполнит его просьбу. Он засунул под пергаменты рубашку, чтобы они меньше натирали кожу.

Когда Саймон устал искать удобные места, чтобы переходить небольшие ручьи, которые текли по лугам, он снял башмаки. Запах травы и влажный воздух поздней весны, пусть и не самые лучшие признаки, помогли ему перестать думать о черных местах, средоточиях боли; а еще ему нравилось ощущение сырой земли под босыми ногами.

Довольно скоро он вышел на Старую лесную дорогу, широкую и грязную, с колеями, оставшимися от телег и наполненными водой, но не пошел по ней, а свернул на запад и зашагал по тропинке, идущей по траве вдоль высокой обочины. Внизу беззащитные белые асфодели и голубые левкои росли между следами колес, словно путники, застывшие от удивления в тот момент, когда они переходили с одной стороны дороги на другую. В лужах отражалось голубое полуденное небо, и казалось, будто земля усеяна блестящим стеклом.

В фарлонге от дороги бесконечным строем стояли деревья Альдхорта, словно армия солдат, заснувших прямо на ногах. Между некоторыми стволами клубилась такая глубокая мгла, что Саймону казалось, будто там находятся порталы, ведущие в земные недра. В других местах он видел хижины лесорубов, и их прямые углы заметно выделялись на фоне изящных линий леса.

Саймон шел и смотрел на бесконечное лесное крыльцо, пока не налетел на ягодный кустарник, больно оцарапав обе ноги. Как только он понял, что послужило преградой, он остановился и выругался. По большей части ягоды оказались зелеными, но нашлось и немало созревших, и очень скоро его щеки и подбородок были испачканы ягодным соком, и он еще несколько минут с удовольствием их жевал. Впрочем, ягоды еще не обрели сладости, но оказались первым обнаруженным им за долгое время позитивным моментом в устройстве мира. Закончив трапезу, Саймон вытер руки об испорченную рубашку.

Когда дорога за компанию с Саймоном стала подниматься вверх, наконец появились следы обитания человека. Тут и там на юге из высокой травы торчали грубые скелеты сломанных деревянных оград, а вдалеке, за пострадавшими от погоды заборами, в медленном ритме двигались люди, занимавшиеся посадкой весенних семян. Неподалеку от них другие шли вдоль борозды и вырывали сорняки, чтобы спасти хоть что-то на случай плохого урожая. Ну а молодые парни забрались на крыши, переворачивали солому, взбивали ее длинными палками и снимали мох, выросший за время дождей авриля. Саймон почувствовал почти непреодолимое желание пойти прямо через поля к фермам, где царили покой и порядок. Кто-то обязательно даст ему работу, возьмет к себе… накормит.

«Какой же я все-таки глупец, – подумал он. – Почему бы мне просто не вернуться во Внутренний двор замка и, встав посередине, громким криком не сообщить о себе?!»

Деревенские жители всегда с подозрением относятся к чужакам – в особенности сейчас, когда постоянно ходят слухи о разбойниках и разной нечисти, приходившей с севера. Саймон не сомневался, что его наверняка ищут эркингарды. А на такой изолированной ферме обязательно вспомнят рыжего парня, который недавно проходил мимо. К тому же он и сам не спешил вступать в разговоры с незнакомцами – учитывая, как близко находился Хейхолт. Быть может, лучше остановиться на одном из постоялых дворов, что расположились вдоль границы таинственного леса – если кто-то согласится взять его к себе.

«Я ведь кое-что знаю о работе на кухне, не так ли? И кто-нибудь захочет меня нанять… разве не так?»

Поднявшись на вершину холма, Саймон оказался на пересечении дороги и полосы скошенной травы, а рядом заметил след колес фургона, выходивший из леса на юг и затерявшийся среди полей; возможно, дорога дровосека, по которой он вывозит древесину на фермы к западу от Эрчестера. Что-то нескладное стояло на перекрестке двух дорог, на Саймона вдруг накатил страх, и лишь через несколько мгновений он понял, что предмет слишком высок, чтобы быть человеком, который его поджидал. Он догадался, что это пугало – придорожное святилище Элизии, Божьей Матери, – перекрестки всегда считались странными местами, и простой народ часто устанавливал на них святые реликвии, чтобы отогнать призраков.

Когда он шел к перекрестку, Саймон решил, что это действительно пугало, которое болталось на дереве или шесте, и его тихонько раскачивал ветер. Но, подойдя ближе, он понял, что ошибся, и уже не сомневался, что перед ним грубо сколоченная виселица, на которой висит человек.

Он подошел к перекрестку. Ветер стих, и тонкая дорожная пыль окружила его коричневым облаком. Саймон остановился, беспомощно глядя по сторонам. Пыль осела, потом снова пришла в движение и закружилась над землей.

Ноги мертвеца, голые и почерневшие, болтались на высоте плеча Саймона. Голова свешивалась набок, как у щенка, которого подняли за загривок; птицы сильно поработали над его глазами и лицом. На груди висела разбитая дощечка со словами «Е НА КОРОЛЕВСКИЕ ЗЕМЛИ»; на дороге под виселицей валялся отбитый кусок. На нем было написано: «НЕЗАКОННОЕ ВТОРЖЕНИ».

Саймон отступил назад, невинный ветер шевелил обвисшее тело, и лицо поворачивалось так, что пустые глазницы смотрели в поля. Саймон поспешно зашагал по дороге дровосеков, сотворив знак четырехконечного Дерева у себя на груди, когда проходил через тень повешенного. При обычных обстоятельствах такое зрелище вызвало бы страх и заворожило его, как и всякая смерть, но сейчас Саймон ощущал лишь болезненный ужас. Он сам украл – или помог украсть – нечто куда более ценное, о чем даже не мог мечтать несчастный воришка: брата короля из королевской темницы. Как долго он сможет скрываться, пока его не поймают, как этого несчастного, тело которого уже успело сгнить? И каким будет его наказание?

Он оглянулся лишь однажды. Изуродованное лицо снова повернулось, словно смотрело ему вслед. Саймон бежал до тех пор, пока поворот дороги не скрыл из вида перекресток.

Солнце уже клонилось к западу, когда он подошел к крошечной деревушке под названием Флетт. Точнее, не деревушке, а постоялому двору с несколькими домами, у дороги в одном броске камня от леса. Саймон нигде не видел людей – лишь худая женщина стояла в дверном проеме одного из примитивных домиков да пара серьезных детишек с широко раскрытыми глазами выглядывали из-за ее ног. Еще он заметил нескольких лошадей – главным образом обычных крестьянских кляч, привязанных к бревну у входа в гостиницу «Дракон и Рыбак». Когда Саймон проходил мимо открытой двери, настороженно поглядывая по сторонам, из пахнувшей пивом темноты до него донеслись громкие мужские голоса, испугавшие его. Он решил подождать и попытать удачу позже, когда будет больше посетителей, сошедших со Старой лесной дороги, чтобы здесь переночевать, и тогда его потрепанная одежда вызовет меньше подозрений.