Стивен Кинг - Дьюма-Ки

Но я если это и замечал, то лишь краем глаза. Один апрельский день сменялся другим, таким же солнечным и жарким. И под жарой я подразумевал не только температуру воздуха.

После публикации интервью Мэри Айр я стал местной знаменитостью. В Сарасоте всегда был спрос на художника. Особенно на художника, который раньше строил банки, а теперь повернулся спиной к мамоне. А уж однорукому художнику ярчайшего таланта цены просто не было. Дарио и Джимми организовали еще несколько интервью, включая съемку на «Шестом канале». Из их сарасотской студии я вышел с жуткой головной болью и подаренной мне наклейкой на бампер «ШЕСТОЙ КАНАЛ – ПОГОДА СОЛНЕЧНОГО БЕРЕГА». Я прилепил ее на козлы, рядом с надписью « ЗЛЫЕ СОБАКИ». Не спрашивайте меня почему.

Еще я занимался организационными вопросами встречи и расселения гостей. Уайрман к тому времени был слишком занят, пытаясь убедить Элизабет глотать что-нибудь более существенное, чем сигаретный дым. С Пэм я говорил каждые два-три дня, сверяя список гостей из Миннесоты и маршруты тех, кто прилетал из других мест. Илзе звонила дважды. Веселье в ее голосе показалось мне натужным, но я мог и ошибаться. Мои попытки выяснить что-либо о ее любовной жизни вежливо, но твердо пресекались. Звонила Мелинда – спросить, какая у меня окружность головы. Когда я полюбопытствовал, зачем ей это нужно, она ушла от ответа. Пятнадцатью минутами позже, когда дочь положила трубку, я все понял: она и ее французский бойфренд действительно собирались купить мне этот чертов берет. Я расхохотался.

Репортер «АП» из Тампы приехал в Сарасоту. Хотел приехать на Дьюму, но мне претила даже мысль о том, что какой-то репортер будет бродить по «Розовой громаде» и слушать разговоры ракушек, которые я уже привык считать своими. Так что интервью он взял у меня в галерее «Скотто», а приехавший с ним фотограф сделал фотографии трех специально отобранных для этой цели полотен: «Розы, вырастающие из ракушек», «Закат с софорой» и «Дьюма-роуд». Я был в футболке с надписью на груди «Рыбный ресторан «Кейси-Ки», и эту мою фотографию (с культей в рукаве и повернутой козырьком назад бейсболкой на голове) увидела вся страна. После этого телефон взорвался. Анжел позвонил и говорил двадцать минут. В какой-то момент он заявил, что всегда знал: это во мне есть. «Что?» – спросил я. «Дерьмо, босс», – и мы хохотали как безумцы. Позвонила Кэти Грин. Я услышал все о ее новом бойфренде (тот еще тип!) и о новом комплексе лечебной гимнастики, который пациент может выполнять самостоятельно (это потрясающе!). Я рассказал ей о том, как Кеймен внезапно появился на лекции и спас меня от позора. К концу нашего разговора она плакала и говорила, что у нее никогда не было такого мужественного, вернувшегося практически с того света пациента. Потом сказала, что при встрече заставит меня улечься на пол и сделать пятьдесят подъемов. В довершение всего доктор Тодд Джеймисон, стараниями которого я не превратился на всю оставшуюся жизнь в человекобрюкву, прислал мне бутылку шампанского и открытку с надписью: « Мне не терпится увидеть Вашу выставку ».

Если бы Уайрман предложил мне пари и поставил на то, что я заскучаю и возьму в руки кисть, он бы проиграл. Когда я не готовился к знаменательному событию моей жизни, то гулял, читал или спал. Я сказал ему об этом в один из тех редких апрельских дней, когда после полудня мы сидели вместе под полосатым зонтом у края мостков «Эль Паласио» и пили зеленый чай. До выставки оставалось меньше недели.

– Я рад, – прокомментировал он. – Тебе требовался отдых.

– А что можно сказать о тебе, Уайрман? Как ты?

– Не очень, но я буду жить… Глория Гейнор [147], тысяча девятьсот семьдесят восьмой год. Грустно, в этом все дело. – Он вздохнул. – Я ее потеряю. Я обманываю себя, говорю, что ей станет лучше, но… я ее потеряю. Это не Джулия и Эсмеральда, слава Богу, но все равно тяжело.

– Сожалею, что все так вышло. – Я накрыл его руку своей. – И с ней, и с тобой.

– Спасибо. – Он посмотрел на волны. – Иногда я думаю, что она никогда не умрет.

– Никогда?

– Вот именно. Я думаю, что за ней придут Морж и Плотник. Просто уведут ее с собой, как увели доверчивых Устриц. Уведут по берегу. Ты помнишь, что говорит Морж?

Я покачал головой.

– «Мой друг, их заставлять спешить отнюдь мы не должны. Проделав столь тяжелый путь, они утомлены». – Он провел рукой по лицу. – Посмотри на меня, мучачо. Я плачу, как Морж. Ну разве не глупость?

– Нет, – ответил я.

– Мне ненавистна сама мысль, что на этот раз она ушла навсегда, что лучшая ее часть уже ушла по берегу с Моржом и Плотником, и остался только жирный, старый кусок плоти, который еще не забыл, как дышать.

Я промолчал. Он вновь вытер глаза и шумно, со всхлипами, вдохнул.

– Я попытался что-нибудь найти по Джону Истлейку, выяснить, как утонули две его дочери, что произошло потом… помнишь, ты просил меня об этом?

Я просил, но так давно, что на тот момент просьба моя потеряла всякую актуальность. И вот что теперь я думаю: что-то хотело от меня именно такого отношения.

– Я порылся в Интернете и нашел достаточно много. Статьи из старых газет, несколько воспоминаний очевидцев, которые они сочли необходимым вывесить в Сети. Один текст озаглавлен – и не думай, что я фантазирую, мучачо, – «Лодочные прогулки и пчелиный воск; девичество в Нокомисе». Автор – Стефани Уайдер Грейвел-Миллер.

– Похоже, она совершила долгое путешествие по волне памяти.

– Это точно. Она пишет о счастливых неграх, собирающих апельсины и мелодичными голосами поющих простые песни, восхваляющие Господа.

– Насколько я понимаю, случилось это до появления Джей-Зета [148].

– И тут ты прав. Но это еще не все. Я поговорил с Крисом Шэннингтоном, он живет на Кейси-Ки, ты наверняка его видел. Колоритный такой старичок, ходит везде с сучковатой тростью из древовидного вереска и в большой соломенной шляпе. Его отец, Эллис Шэннингтон, работал садовником у Джона Истлейка. По словам Криса, именно Эллис отвез Марию и Ханну, старших сестер Элизабет, в школу Брейдена дней через десять после того, как утонули близняшки. Он сказал: «У этих деток сердце кровью обливалось из-за-а своих ма-а-леньких сестричек».

Южный выговор старика Уайрман скопировал очень неплохо, и я почему-то вновь подумал о Морже и Плотнике, шагающих по берегу с маленькими Устрицами. Сам я четко помнил лишь ту часть стихотворения, где Плотник говорит им, что они отлично прогулялись, но, разумеется, Устрицы ответить не могли, потому что их съели, всех до одной.

– Хочешь послушать, что я раскопал? – спросил Уайрман.

– А у тебя есть время?

– Конечно. Энн-Мэри на посту до семи часов, хотя, из практических соображений, мы с ней ухаживаем за Элизабет на пару. Почему бы нам не пойти в дом? У меня все собрано в папку. Не так чтобы много, но по крайней мере есть одна фотография, на которую стоит взглянуть. Крис Шэннингтон держал ее в коробке с бумагами отца. Я прогулялся с ним в публичную библиотеку Кейси-Ки и скопировал ее. – Он помолчал. – Это фотография «Гнезда цапли».