Стивен Кинг - Дьюма-Ки

– Ладно, это корабль мертвых, – бесстрастно прозвучал голос Джека в моей чистой, ярко освещенной студии. Он поднял руки, медленно прошелся пальцами по волосам, отчего они взъерошились еще сильнее. – Но вот что я вам скажу. Если именно это приплывет за мной в конце жизни, я бы предпочел вообще не рождаться.

Толстую стопку рисунков и акварелей я отодвинул в сторону, довольный тем, что более не вижу двух последних. Потом посмотрел на то, что тяжелым грузом лежало под рисунками.

Боезапас пистолета для подводной охоты. Я достал один из гарпунов. Длиной около пятнадцати дюймов, довольно тяжелый. С древком из стали, не алюминия (я не знаю, использовался ли алюминий в начале двадцатого века). На рабочем конце к острию сходились три лезвия – потускневших, но выглядевших острыми. Я коснулся одного пальцем, и на коже тут же появилась крошечная капелька крови.

– Вам нужно его продезинфицировать, – встревожился Джек.

– Да, конечно, – ответил я. Поднял гарпун, повернулся к послеполуденному солнцу. Блики забегали по стенам. Короткий гарпун обладал устрашающей красотой. Такое определение приберегают исключительно для эффективного оружия. – В воде он далеко не полетит. Слишком тяжелый.

– Как бы не так, – возразил Уайрман. – Гарпун выстреливается пружиной и сжатым углекислым газом из баллончика. Так что начальная скорость приличная. И в те времена дальность не требовалась. Залив кишел рыбой, даже вблизи берега. Когда Истлейк хотел кого-нибудь подстрелить, он обычно это делал в упор.

– Меня удивляют эти наконечники.

– Меня тоже, – кивнул Уайрман. – В «Эль Паласио» с десяток гарпунов, считая те четыре, что на стене в библиотеке, но таких там нет.

Джек вернулся из ванной, принес пузырек перекиси водорода. Взял гарпун, который я держал в руке, присмотрелся к наконечнику с тремя лезвиями.

– Что это? Серебро?

Уайрман соорудил из большого и указательного пальца пистолет и направил на Джека.

– Карты можешь не показывать, но Уайрман думает, что ты сорвал банк.

– А вы этого не поняли? – спросил Джек.

Мы с Уайрманом переглянулись, вновь повернулись к Джеку.

– Вы, похоже, смотрите не те фильмы, – пояснил он. – Серебряными пулями пользуются, когда нужно убить оборотня. Я не знаю, эффективно ли серебро против вампиров, но, очевидно, кто-то думал, что да. Или надеялся, что окажется эффективным.

– Если ты предполагаешь, что Тесси и Лаура Истлейк – вампиры, – заметил Уайрман, – то жажда мучила их с тысяча девятьсот двадцать седьмого года, так что теперь им чертовски хочется пить. – И он посмотрел на меня, рассчитывая на поддержку.

– Думаю, в словах Джека что-то есть. – Я взял пузырек с перекисью, заткнул горлышко пораненной подушечкой пальца, несколько раз встряхнул пузырек.

– Мужской закон [168], – поморщился Джек.

– Нет, если, конечно, ты не собираешься это пить, – ответил я, и через мгновение мы с Джеком расхохотались.

– Что? – спросил Уайрман. – Я не понял.

– Не важно. – Джек все улыбался. Потом лицо его стало серьезным. – Но ведь вампиров не существует, Эдгар. Могут быть призраки, с этим я соглашусь – думаю, большинство верит, что призраки могут быть – но не вампиры! – Тут он просиял, словно в голову пришла блестящая мысль. – Кроме того, только вампир может сделать человека вампиром. А близняшки Истлейк утонули.

Я вновь поднял короткий гарпун, покрутил в руке, блики от потускневшего наконечника расцветили стену.

– И все-таки он наводит на размышления.

– Действительно, – согласился Джек.

– Как и незапертая дверь, которую ты обнаружил, когда принес корзинку для пикника, – добавил я. – Следы. Холст, который сняли со стойки и поставили на мольберт.

– Ты говоришь, что без безумного библиотекаря все-таки не обошлось, амиго?

– Нет. Просто… – Мой голос дрогнул, сорвался. И я смог продолжить лишь после еще одного глотка воды: – Возможно, вампиры – не единственные, кто может вернуться из мира мертвых.

– О ком вы говорите? – спросил Джек. – О зомби?

Я подумал о «Персе» и гниющих парусах.

– Скажем так – о дезертирах.

– Эдгар, ты уверен, что этим вечером хочешь остаться здесь один? – спросил Уайрман. – Потому что, по моему разумению, эта идея не из лучших. Особенно если компанию тебе составят все эти рисунки. – Он вздохнул. – Ты сумел напугать Уайрмана по полной программе.

Мы сидели во «флоридской комнате», наблюдая, как солнце начинает долгий, пологий спуск к горизонту. Я принес сыр и крекеры.

– Я уверен, что иначе ничего не получится. Воспринимай меня как снайпера, разящего кистью или карандашом. Я рисую в одиночку, дружище.

Джек смотрел на меня поверх стакана с чаем.

– И что вы собираетесь нарисовать?

– Ну… набросок. Я знаю, как это делается. – И, вернувшись мыслями к одной паре садовых рукавиц (с надписью «РУКИ»на одной и «ПРОЧЬ»– на другой), я подумал, что наброска вполне хватит, особенно если сделать его цветными карандашами Элизабет Истлейк.

Я развернулся к Уайрману:

– Вечером у тебя снят зал в похоронном бюро?

Уайрман посмотрел на часы, тяжело вздохнул.

– Совершенно верно. С шести и до восьми. И завтра с ней будут прощаться с двенадцати до двух. Родственники приедут издалека, чтобы точить зубы на наглого узурпатора. То есть на меня. Потом завершающий аккорд, послезавтра. Похоронная служба в Унитарианской вселенской церкви в Оспри. В десять утра. Далее кремация в «Эббот-Уэкслер». Гори, гори ясно, чтобы не погасло.

У Джека перекосило лицо.

– Это без меня.

Уайрман кивнул.

– Смерть ужасна, сынок. Помнишь, как мы пели в детстве? «Червь заползает, червь выползает, гной вытекает, как мыльная пена».

– Класс, – вставил я.

– Это точно, – согласился Уайрман. Взял крекер, пристально его осмотрел, потом так сильно бросил на поднос, что крекер, отскочив, упал на пол. – Безумие какое-то. Вся эта история.

Джек поднял крекер, уже собрался съесть, потом все-таки отложил в сторону. Возможно, решил, что есть крекеры, поднятые с пола «флоридской комнаты», – нарушение другого мужского закона. Возможно, так оно и было. Мужских законов хватало.

– Когда этим вечером будешь возвращаться из похоронного бюро, загляни сюда и проверь, как я, хорошо? – попросил я Уайрмана.

– Да.

– Если я скажу тебе, что все в порядке, ты просто поедешь домой.

– Чтобы не мешать тебе общаться с твоей музой. Или с духами.

Я кивнул, потому что он не очень-то грешил против истины. Потом я повернулся к Джеку:

– И ты останешься в «Эль Паласио», пока Уайрман будет в похоронном бюро, так?

– Конечно, раз уж вы этого хотите. – Джеку наше предложение не нравилось, и я его понимал. Это был большой дом, Элизабет жила там долго, и память о ней никуда оттуда не делась. Я бы тоже нервничал, если бы не знал наверняка, что на Дьюма-Ки призраки обитают совсем в другом месте.