Стивен Кинг - Дьюма-Ки

Она отпрянула. Озабоченно посмотрела на меня.

– У тебя все будет хорошо?

– Да. И у тебя все должно быть хорошо.

– Я постараюсь. Постараюсь.

Я вновь обнял ее.

– Иди. Зарегистрируйся. Купи журналы. Посмотри Си-эн-эн. Счастливого тебе полета.

– Хорошо, папуля. Все было замечательно.

– Ты у меня замечательная.

Она от души чмокнула меня в губы (вероятно, компенсировала тот поцелуй, что придержала ее мать) и прошла через раздвижные двери. Один раз обернулась и помахала мне рукой – к тому времени став уже силуэтом за поляризованным стеклом. И как же я жалею, что не разглядел ее тогда получше – ведь я видел ее в последний раз.

Из Художественного музея Ринглингов я позвонил в два места – в похоронное бюро и на автоответчик «Эль Паласио», а после оставил сообщение для Уайрмана: пообещал вернуться к трем часам и попросил встретить меня у моего дома. И еще попросил передать Джеку, что тот достаточно взрослый (раз уж имеет право голосовать и ходит на вечеринки с второкурсницами Флоридского университета), чтобы держать мобильник в рабочем состоянии.

Я вернулся на Дьюма-Ки около половины четвертого, но и автомобиль Джека, и коллекционный серебристый «бенц» Элизабет уже стояли на квадрате потрескавшегося бетона справа от «Розовой громады». Джек и Уайрман сидели на ступеньках и пили чай со льдом. Джек – в том же сером костюме, но уже с привычно растрепанными волосами и в футболке «Морских дьяволов» под пиджаком. Уайрман – в черных джинсах, белой рубашке с расстегнутым воротником и в сдвинутой на затылок бейсболке.

Я припарковался, вылез из автомобиля и потянулся, чтобы размять больную ногу. Они поднялись, подошли ко мне, ни один не улыбался.

– Все уехали, амиго? – спросил Уайрман.

– Все, кроме моей тети Джин и дяди Бена, – ответил я. – Они – бывалые халявщики, и возьмут все, что им пообещали.

Джек улыбнулся, но как-то невесело.

– Такие есть в каждой семье, – заметил он.

– Как ты? – спросил я Уайрмана.

– Если ты насчет Элизабет, то нормально. Хэдлок говорит, что, возможно, это наилучший вариант, и я готов признать его правоту. А вот ее решение оставить мне сто шестьдесят миллионов долларов деньгами, активами и собственностью… – Он покачал головой. – Это уже другое. Может, со временем мне удастся с этим свыкнуться, но сейчас…

– Сейчас что-то происходит.

– Si, senor. И очень странное.

– Что ты рассказал Джеку?

Уайрман замялся.

– Вот что я тебе скажу, амиго. Раз начав, трудно определить ту черту, перед которой следует остановиться.

– Он рассказал мне все, – вмешался Джек. – Во всяком случае, по его мнению. И о том, что вы сделали с его зрением, и о Кэнди Брауне. – Он помолчал. – И о двух девочках, которых вы видели.

– И что ты можешь сказать насчет Кэнди Брауна?

– Будь моя воля, я бы наградил вас медалью. А жители Сарасоты, вероятно, выделили бы вам персональную платформу во время парада в День памяти погибших в войнах. – Джек сунул руки в карманы. – Но если бы прошлой осенью вы сказали мне, что такое может случиться не только в кинофильмах, но и в реальной жизни, я бы рассмеялся.

– А на прошлой неделе? – спросил я.

Джек задумался. С той стороны «Розовой громады» волны мерно накатывали на берег. Под гостиной и спальней шептались ракушки.

– Нет, – наконец ответил Джек. – Вероятно, смеяться бы не стал. Я с самого начала понял, что вы какой-то особенный, Эдгар. Вы приехали сюда и… – Он сложил ладони, переплел пальцы. И я подумал, что он прав. Так оно и было. Как переплетенные пальцы обеих рук. И тот факт, что у меня была одна рука, не имел ровно никакого значения.

Во всяком случае, в данном конкретном случае.

– О чем ты говоришь, hermano [165]?

Джек пожал плечами.

– Эдгар и Дьюма. Дьюма и Эдгар. Они словно ждали друг друга. – На его лице читалось смущение, но в своих словах он определенно не сомневался.

Я махнул рукой в сторону двери.

– Тогда пошли.

– Сначала расскажи ему, как ты нашел корзинку, – попросил Уайрман Джека.

Тот пожал плечами.

– Потеть не пришлось; не заняло и двадцати минут. Она стояла на каком-то старом комоде в дальнем конце чердака. На нее падал свет из вентиляционной трубы. Словно она хотела, чтобы ее нашли. – Джек посмотрел на Уайрмана, который согласно кивнул. – Потом мы отнесли корзинку вниз и заглянули в нее. Она была чертовски тяжелая.

Слова Джека о тяжести корзинки заставили меня подумать о том, как Мельда, домоправительница, держит корзинку на семейном портрете: мышцы на руках напряглись. Вероятно, корзинка и тогда была тяжелой.

– Уайрман попросил отвезти корзинку сюда и оставить для вас, поскольку у меня был ключ… да только ключ мне не потребовался. Дверь была не заперта.

– То есть ты нашел ее распахнутой?

– Нет. Я вставил ключ в скважину и повернул, а получилось – закрыл замок. Ну я удивился…

– Пошли. – Уайрман двинулся к двери. – Пора не только говорить, но и смотреть.

На деревянном полу прихожей я увидел многое из того, что обычно встречалось на берегу: песок, мелкие ракушки, пару стручков софоры, несколько пучков сухой меч-травы. А также следы. Отпечатки подошв кроссовок Джека. И другие, от одного вида которых по коже побежали мурашки. Я насчитал три цепочки следов. Одна – больших, две – маленьких. Маленькие следы определенно оставили дети. Вся троица обошлась без обуви.

– Вы видите, что они ведут наверх, становясь все менее заметными? – спросил Джек.

– Да. – Даже мне показалось, что мой голос долетел издалека.

– Я шел рядом, потому что не хотел их затереть, – продолжил Джек. – Если бы я знал все то, что рассказал мне Уайрман, пока мы ждали вас, не думаю, что я решился бы подняться по лестнице.

– Не стал бы тебя винить, – кивнул я.

– Но наверху никого не было. Только… вы сами все увидите. Смотрите. – Он подвел меня к лестнице. Девятая ступенька находилась на уровне глаз, свет падал на нее сбоку. Я увидел едва заметные детские следы, ведущие в обратном направлении.

– С этим мне все ясно. Дети поднялись в вашу студию, потом спустились вниз. Взрослый оставался у двери, вероятно, стоял на стреме… хотя, если произошло это глубокой ночью, едва ли стоило кого-то опасаться. Вы включали охранную сигнализацию?

– Нет. – Я не решался встретиться с ним взглядом. – Не могу запомнить код. Он записан на листочке, который лежит у меня в бумажнике, но каждый раз, когда я вхожу в дверь, начинается гонка: я должен набрать код, пока пикает этот гребаный звуковой сигнал…

– Все нормально. – Уайрман сжал мое плечо. – Эти грабители ничего не взяли. Напротив – оставили.

– Вы же не верите, что мертвые сестры мисс Истлейк вновь навестили вас? – спросил Джек.