Стивен Кинг - Дьюма-Ки

Она вскрикнула. Только раз, тихонько, но этого хватило. Последовала пауза. Тишина пульсировала, как черная дыра. Потом Пэм прорвало:

– Эта сука! Она увидела и рассказала тебе! Только так ты мог узнать! Это ничего не значит! Ничего не доказывает!

– Мы не в суде, – напомнил я.

Она не ответила, но я слышал ее тяжелое дыхание.

– У Илзе возникли подозрения насчет этого Макса, но насчет Тома она не имеет ни малейшего понятия. Если ты скажешь ей, у нее разобьется сердце. – Я выдержал паузу. – И это разобьет мое.

Пэм плакала.

– На хер твое сердце! И тебя тоже! Знаешь, я бы хотела, чтобы ты умер. Лживый, сующий нос в чужие дела мерзавец. Я бы хотела, чтобы ты умер.

Я такого по отношению к ней не испытывал. Слава Богу.

Полоса на воде все темнела, напоминая теперь надраенную медь. И цвет продолжал меняться, переходя в оранжевый.

– Что ты знаешь о душевном состоянии Тома?

– Ничего. Если хочешь знать, никакого романа у нас нет. А если и был, то продолжался три недели. Все кончено. Я ему ясно дала это понять, когда вернулась из Палм-Дезерт. Причин тому много, а основная состояла в том, что он очень уж… – Пэм резко оборвала фразу. – Илзе разболтала тебе. Мелинда не сказала бы, даже если б знала. – В голосе зазвучала нелепая злоба. – Ей известно, через что мне пришлось с тобой пройти.

Что удивительно, тема эта меня совершенно не интересовала. В отличие от другой.

– Он очень уж – что?

– Кто очень уж что? Господи, как я это ненавижу! Твой допрос!

Как будто мне нравилось ее допрашивать.

– Том. Ты сказала, основная причина в том, что он очень уж…

– Очень уж неуравновешенный. Настроение у него постоянно менялось. Сегодня веселый, завтра в зеленой тоске. Послезавтра – и такой, и такой, особенно если он не…

Пэм резко замолчала.

– Если он не принимал таблетки, – закончил я за нее.

– Да, да, но я не его психиатр.

Я слышал стальные нотки даже не раздражения, а нетерпимости. Боже! Женщина, которая так долго была моей женой, могла проявить твердость, когда ситуация того требовала, но я подумал, что такая вот нетерпимость – что-то новое, результат моего несчастного случая. Я подумал, что это хромота Пэм.

– Этого психиатрического дерьма я и с тобой наелась до отвала, Эдгар. И теперь я хочу встретить мужчину, настроение которого не зависит от проглоченных им таблеток. Больше говорить не могу, задай свои вопросы позже, сейчас ты очень уж меня расстроил.

Она всхлипнула мне в ухо, и я начал ждать последующего вскрика. Дождался. Плакала она, как и всегда. Не все в нас меняется.

– Пошел ты на хер, Эдгар. Испортил хороший день.

– Мне без разницы, с кем ты спишь. Мы разведены, – напомнил я. – Я хочу только одного – спасти жизнь Тому Райли.

На этот раз она закричала так громко, что мне пришлось отдернуть трубку от уха.

– Я не несу ОТВЕТСТВЕННОСТЬ за его жизнь! МЫ РАЗБЕЖАЛИСЬ! Или ты это упустил? – Потом чуть тише (но ненамного): – Его даже нет в Сент-Поле. Он в круизе с матерью и братцем-геем.

Внезапно я понял, или подумал, что понимаю. Словно взлетел над ситуацией, провел аэросъемку. Главным образом потому, что сам собирался покончить с собой, но при условии, что все будет выглядеть как несчастный случай. И заботила меня не выплата по страховке. Не хотелось подставлять под удар дочерей. Самоубийство отца – слишком уж большое пятно…

Но ведь я получил ответ, так?

– Скажи ему, что ты знаешь. Когда он вернется, скажи ему, что ты знаешь о его намерении покончить с собой.

– А с чего он мне поверит?

– Потому что он собирается. Потому что ты его знаешь. Потому что он психически болен и, вероятно, думает, что ходит по миру с плакатом «СОБИРАЮСЬ ПОКОНЧИТЬ С СОБОЙ». Скажи ему, ты знаешь, что он не принимает антидепрессанты. Ты это знаешь, так? Точно знаешь.

– Да. Но раньше мои уговоры принимать таблетки не помогали.

– Ты предупреждала его, что расскажешь, если он не начнет принимать лекарства? Расскажешь всем?

– Нет, и я не собираюсь этого делать и сейчас! – В ее голосе зазвучал ужас. – Ты думаешь, я хочу, чтобы весь Сент-Пол знал, что я спала с Томом Райли? Что у меня с ним был роман?

– А если весь Сент-Пол узнает, что тебе небезразлична судьба Тома? Так ли уж это будет ужасно?

Она молчала.

– Я хочу лишь одного. Чтобы ты встретилась с ним, когда он вернется…

– Ты хочешь! Точно! Вся твоя жизнь – череда того, что ты хочешь! И вот что я тебе скажу, Эдди. Если для тебя это так важно, ты с ним и встречайся! – В ее голосе снова появилась стальная нетерпимость, но на этот раз за ней слышался страх.

– Если отношения порвала ты, тогда ты по-прежнему можешь на него повлиять. И твоего влияния хватит, чтобы спасти ему жизнь. Я знаю, это нелегко, но ты уже влипла в эту историю.

– Как бы не так! Между нами все кончено.

– Если он наложит на себя руки, я сомневаюсь, что всю оставшуюся жизнь ты будешь мучиться угрызениями совести… но, думаю, один тяжелый год тебе гарантирован. Может, и два.

– Нет. Я буду спать, как младенец.

– Извини, Панда, я тебе не верю.

Этим ласковым именем я не называл ее много лет, и не знаю, откуда оно выплыло, но Пэм сломалась. Расплакалась. На этот раз без злости.

– Ну почему ты такой мерзавец? Почему не отстанешь от меня?

И мне хотелось именно этого. А еще принять пару болеутоляющих таблеток. И, возможно, распластаться на кровати, и поплакать самому, хотя в последнем уверенности не было.

– Скажи ему, что ты знаешь. Скажи ему, что он должен пойти к психиатру и вновь начать принимать антидепрессанты. И что самое важное, скажи ему, если он покончит с собой, ты расскажешь всем, начиная с его матери и брата. И как бы он ни старался, все узнают, что его смерть – самоубийство.

– Я не могу этого сделать! Не могу! – В ее голосе звучала беспомощность.

Я подумал и решил, что целиком и полностью вручил жизнь Тома Райли в ее руки. Просто передал по телефонному проводу. Такое перекладывание ответственности совершенно не вязалось с прежним Эдгаром Фримантлом, но, разумеется, тот Эдгар Фримантл и подумать не мог, что будет рисовать закаты. Или играть с куклами.

– Тебе решать, Панда. Все может пойти прахом, если он больше не любит тебя, но…

– Он-то любит. – Беспомощности в ее голосе еще прибавилось.

– Тогда скажи Тому, что он должен снова начать жить, нравится ему это или нет.

– Старина Эдгар, по-прежнему решающий вопросы. – В голосе Пэм слышалась усталость. – Даже из своего островного королевства. Старина Эдгар. Эдгар-Монстр.

– Мне больно это слышать.

– Вот и славно. – И она положила трубку.

Я еще посидел на диване. Закат становился ярче, а воздух во «флоридской комнате» – холоднее. Те, кто думает, что во Флориде нет зимы, сильно ошибаются. В 1977 году в Сарасоте выпал снег, и его покров толщиной достигал дюйма. Я полагаю, холодно бывает везде. Готов спорить, снег выпадает даже в аду, хотя и сомневаюсь, что он долго там лежит.